— И… это все? — обескуражено спросил Петр.
— Почему, многое можно сказать. Как в той книжке написано, которую ты мне подарил: прелюбодеи Царства Божия не наследуют?
— Я, я…
— Да ладно, расслабься. Ты мне вот что, Петя, скажи, а на хрена мне это нужно?
— В смысле?..
— Да в самом прямом. Что ты думаешь: пришел такой подарок прямо, что всю мою жизнь преобразишь? А ты на себя смотрел, кто ты такой есть? Какой‑то несчастный попишко, которого выгонят сейчас из Церкви, а ему и податься‑то некуда, потому как делать он ничего не умеет, работать не приучен, только бубнить чего‑то себе под нос, да кадилом махать. Да, забыла: еще бабкам давать свои руки целовать…
Петр в изумлении смотрел на свою возлюбленную, представшую вдруг перед ним в совсем ином виде, чем обычно. Он вдруг заплакал, а Эльза звонко засмеялась:
— Надо же — мальчика обидели! А ты читал, дурачок, «Диалектику мифа» Алексея Федоровича Лосева?
— А ты читала? — от удивления Петр перестал плакать.
— Я много что читала, конкретно эту между «Это я Эдичка» Эдуарда Лимонова и какой‑то фантасмагорией Пелевина… Так вот: Лосев описывает прелюбопытную историю. Какая‑то бабенка влюбилась в монаха, а он в нее, да так, что бросил свой монастырь, снял с себя все одежды свои, которыми так ее завлек, короче, весь мир ради нее оставил. А не нужен он ей стал после этого ни за хреном! Потому что ничего прикольного собой без клобука и мантии не представлял: так, чмырь какой‑то. А он с горя повесился на воротах того монастыря, откуда ушел! Отсюда мораль из той книжки, которую ты мне подарил: «И познал я, что горше смерти женщина»…
— Эльза!..
— Я сорок лет уже Эльза, — но внезапно голос заместителя министра стал мягким, она погладила дрожащего от волнения поклонника по щеке и уже ласково сказала ему: — Глупенький! Ну кто же так ухаживает за женщиной: я все брошу, ты все брось, и пойдем нищие и счастливые идиоты странствовать по миру… Ты настойчивый, если бы ты просил ночь, то может быть, но всю жизнь? Не много ли ты хочешь? Впрочем, как пели в дни моей юности: «вся жизнь впереди — надейся и жди».
— Когда ты настоящая? — всхлипывая спросил Петр.
— О, это хороший вопрос. Очень интересный. Я и сама не знаю. Помню когда‑то, чтобы подразнить первого мужа я написала письмо воображаемому любовнику…
— И что?
— А он поверил письму и развелся со мной…
— А ты не была виновата?
— Нет, но зато второй муж мне верил как себе, даже больше, а я ему изменяла. Он узнал и умер от инфаркта — не выдержало влюбленное сердечко: так больно узнавать гадости о тех, кто для тебя дороже жизни!
— А ты была для него дороже жизни?
— О да, мой мальчик, и не только для него! Помню одного дурачка, который мне звонил пьяный, сказал, что стоит сейчас на мосту и прыгнет в воду, если я не отвечу ему взаимностью…
— А ты?
— Сказала: прыгай, идиот!
— А он?
— Прыгнул, конечно.
— И?
— В воду не попал, сломал ноги, да неудачно. Сейчас на инвалидной коляске побирается, да ты видел его, наверное, на центральной площади. Я ему иногда портвейн покупаю «три семерки», его еще «топорики» называют. Он сейчас любит его — жуть: представляешь, больше, чем меня! А ты сам‑то, наверное, тоже потом будешь его больше, чем меня любить?
— Я ничего не буду любить больше, чем тебя, тем более…
— Многие так говорили. Поживем — увидим. А сейчас иди к своей Даше, мальчик. И да: купи «Кама — сутру» — потренируйся на ней, не мне же тратить время на твое обучение!
И заместитель министра звонко рассмеялась глядя на то, как весь пунцовый от стыда и гнева Петр пулей выскочил из ее кабинета.
Она выпила еще немного коньяка, закурила еще одну сигарету и открыла рукопись книги Семена Ивановича:
— Ну почему же? — усмехнулась Эльза Рудольфовна и забычковала сигарету о свой безумно дорогой рабочий стол. — Интересно, переделал ли он про единорога?
— Хрена с два! — покачала головой первый заместитель министра. — Единорог был символом совсем не этого мира, мира злых и страшных, но в чем‑то величественных сказок, исчезнувших в туманной дымке прошлого. Все‑таки Сема был прав: символ этого мерзкого мира, в котором мы живем именно Бобровыхухоль, как не противно это признать! Придется печатать его книгу в авторской редакции!