— Семен Иванович, — прорвалась к председателю писательской организации непризнанная пока знаменитость, — а как ваш новый сборник стихов? Правда ли, что вас хотели заставить кардинально изменить его концепцию?
— Хотели, — горестно кивнул тот с таким видом, как будто его заставляли совершить что‑то ужасное. — Представляете: Эльза Рудольфовна хотела, чтобы я вместо «Бобровыхухоль» писал «единорог»! Но ведь это в корне меняет концепцию того неповторимого по своему мира, который возникает в моей поэзии, нового, заметьте, не средневекового мира единорогов и грифонов, а нового мира, в котором царствует Бобровыхухоль, как символ красоты абсурда!
Все возмущенно зашумели: «Какой ужас! Подавлять лучшие творческие порывы!» Однако председатель вновь взял слово:
— Однако Эльза Рудольфовна образумилась. Она недавно мне позвонила и сказала, что поняла, что прав был я, а не она!
Все восхищенно зааплодировали, крича: «Вот что значит всепобеждающая сила искусства!»
У губернатора
Кабинет Сергея Ильича был достаточно большим — около ста пятидесяти квадратных метров, не то что у его предшественника, ютившегося на вдвое меньшей площади. Некоторые посетители терялись перед губернатором, но Эльза Рудольфовна в их число не входила.
— Сергей Ильич, здравствуйте, миленький, — промяукала она, заглянув в кабинет.
— Здравствуй, Эльза. Заходи, чего стоишь в дверях. Чем порадуешь?
— Своим присутствием: Вы же сказали, что для вас радость меня видеть…
— Это когда я напился и лез к тебе целоваться?
— Ну, и еще когда вы из‑за меня чуть не подрались с…
— Опустим эти подробности, ничего не хочу об этом знать!
— Как скажете, сэр!
— Не издевайся!
— Как можно?
— Ну ладно, — смягчился губернатор, — ты кому угодно голову закружишь. Мне тут епископ сказал, что ты какому‑то священнику голову закружила. Это правда?
— Священник — громко сказано. Так, попишко какой‑то непутевый.
— И что у вас с ним?
— Да ничего. Он от меня без ума, а я что могу поделать, если он такой дурак?
— И чего мне с ним делать?
— А зачем вам с ним чего‑то делать? Его уже считайте нет, это списанный человек, отработанный материал. Или вы ревнуете?
— Еще чего не хватало!
— Ну, так успокойтесь, милый, — улыбнулась Эльза Рудольфовна и положила руку на плечо губернатору.
— А зачем ты этот идиотский сборник стихов решила издать за счет регионального бюджета? — опять завелся Сергей Ильич.
— Ну, не такой уж он и идиотский…
— Не такой? Это же надо такую дрянь придумать — «Бобровыхухоль»!
— А что? Креативно! — улыбнулась первый заместитель министра.
— Мне Фаина Раневская сразу вспомнилась, как она говорила, что в одних людях живет Бог, в каких‑то демон, а в каких‑то одни лишь глисты… Но вот оказывается есть еще один вид самых скверных мозгоглистов под названием Бобровыхухоль! Да что ты смеешься?
— Ничего. Мозгоглисты — это круто.
— Да ну тебя! Что, издаем эту книжонку?
— Жалко что ли: деньги все равно не наши, а бюджетные!
— Так рассуждая можно и стихи Фофановой издать, — буркнул Сергей Ильич.
— Их и так печатают все, кто вас не любит!
— Да знаю… Тьфу, гадость!
— Ну что вы какой нервный, расслабьтесь, учитесь радоваться жизни!
— Порадуешься с тобой! Я тут в твиттере прочитал, какая‑то девчонка пишет, что женщины — это такие интересные зверьки, которые питаются деньгами. А ты, похоже, не только деньгами, но и душами мужиков питаешься!
— Мяу!
— Ладно, Эльза, давай, что тебе подписать, да иди лучше, пока у меня опять голова от тебя не поплыла!
Первый заместитель министра самодовольно улыбнулась и достала из папки достаточно большую папку документов.
Кризис семьи
… Эльза Рудольфовна с усмешкой смотрела на плакавшего у нее в кабинете отца Петра, настолько он был жалок.
— Так, значит, ваша женушка оказалась не промах: не стала спокойно смотреть на то, как муж наставляет ей рога, и тоже нашла поклонника? Да не простого лоха, как ты, а вполне состоятельного? Это очень забавно! — смеясь, не спеша говорила она, потягивая черный кофе из чашки.