За окном полыхает закат, отвлекая меня своей чарующей красотой. Поднимаю глаза от записей, и устало вздыхаю.
Интересно, на сколько часов хватило моей гиперусидчивости? Встаю, чтобы сделать лёгкую разминку, чувствую, как все мышцы забились.
Пока выполняю приседания, выпады, отжимания, вечер неминуемо пожирает солнце, а комната потихоньку лишается оранжеватых всполохов.
Скоро придут родители, нужно приготовить ужин!
Оставив всё на столе, спускаюсь на первый этаж посмотреть, что есть в холодильнике, не нужно ли заказать каких-нибудь продуктов, пока есть время.
В заднем кармане домашних штанов пиликает телефон, достаю его, чтобы посмотреть, кто вдруг вспомнил о моём существовании.
Любимый: «Выходи».
Ёшки-матрёшки, уже?!
Нет-нет, сейчас никак не могу, я же не успела ужин сварганить, дома была и не нашла времени, а родители всегда могут.
Василина: «Мы можем через минут сорок хотя бы?»
Окинув взглядом полки холодильника ещё раз, понимаю, что есть всё необходимое, кроме времени!
Любимый: «Даже в гости не пригласишь?»
Кто бы сомневался, что запрятать наглую дерзость у Атласова так до конца и не получится.
Окна кухни выходят в сад, а не на дорогу, поэтому увидеть стоящих у ворот невозможно. Стрелой взмываюсь на второй этаж, но захожу не в свою, а в комнату родителей. Аккуратно поддев рукой шторы, отвожу их так, чтобы с улицы меня не было видно.
Атласов сидит на мотоцикле, уткнувшись в телефон.
Любимый: «Да, Белова Василина, я уже у ворот».
Прочитав новое сообщение, отскакиваю от окна, как ужаленная. Он отгадывает почти все мои действия и колебания! И въелся в меня, словно перманентный маркер.
Нервно сглатываю, размышляя, как же быть. Ноги, кажется, так и приросли к полу, отказываясь подчиняться бедовой голове, которая всё думает, думает и думает.
Ничего не мешает мне написать, чтобы подождал за воротами.
Ничего, кроме совести…
— Милости прошу, — распахнув калитку, говорю я, встречаясь с пронизывающе-напряженным взглядом Родиона.
23. Василина
Показав, куда можно загнать мотоцикл, чтобы он не стоял на дороге и не смущал наших соседей, приглашаю жестом домой.
Надо отдать должное, Атласов по сторонам не смотрит, наверное, ему и правда не очень интересно, где я живу, либо хорошо маскирует любопытство.
Дистанцию держит — уже выше всяких похвал!
— Обувь можно оставить здесь, — указывая на обувницу, говорю я, — кафель ледяной, вот тапочки.
— Обойдусь, — бросает в ответ Родион и ждёт, что я буду делать дальше.
Вспоминаю, как на заре наших тренировок партнёр вот так же испытывал моё терпение, и, надев непроницаемую маску вежливого равнодушия, провожаю Атласова в ванную.
— Здесь мыть руки, — говорю и пропускаю к раковине. — Полотенце можно взять чёрное.
— Серьёзно? — выгнув бровь, насмешливо спрашивает гость.
— Абсолютно! — отвечаю ровно, но безапелляционно.
Я на своей территории, ещё б из-за всяких десятиклассников смущаться.
Наверное, моё поведение реально изменилось, раз из глумливого взгляд Атласова становится заинтересованным. Ещё с секунду внимательно на меня смотрит, а потом всё-таки делает, как я сказала.
— Будут ещё указания? — выстреливает мне в спину, когда идём на кухню.
Показывать весь дом не собираюсь, двух комнат вполне достаточно для того, кого не хотелось оставлять на улице.
— Нет, просто садись, мне нужно приготовить ужин к приезду родителей, — говорю, не глядя на Атласова, махнув на стулья, что стоят около круглого кухонного стола.
Пока я достаю доску и нож, Родион уже вовсю хозяйничает на нашей кухне: открыл холодильник, вытащил помидоры, сыр, колбасу, зелень, майонез.
Молча наблюдаю за форменным безобразием, а ему хоть бы хны.
— А где у вас картошка? — проверяя выдвижные полки, спрашивает Атласов.
— Это мои родители, — зачем-то указываю на очевидное.
— Знаю, с моими познакомишься в субботу, — вытаскивая помидоры из пакета, отвечает Родион.
— Я сама могу приготовить им ужин!
— Ты можешь, а я хочу, — разворачивается ко мне всем телом и впивается взглядом в моё нахмуренное лицо. — Брось, Белова Василина, может, я так неловкость свою затемняю.
— Наглостью? — недоверчиво уточняю я.
— A la guerre comme à la guerre[1]! Так где картошка?
— В погребе, сейчас принесу, — уже смирившись с беспечным вероломством гостя, отвечаю я и отправляюсь в погреб.