Я кладу книгу обратно и благодарю родителей. Моя улыбка до боли фальшива, но кажется они этого не замечают.
Я дарю маме парфюм. Папе – детективный роман. Они обнимают меня, радуясь за свою дочь, хоть сами и не разговаривают друг с другом.
Когда я съедаю вдоволь индейки с сыром тофу и орехового пирога, я ухожу наверх, ссылаясь на головную боль. Моя комната маленькая, но все равно пространство вокруг меня кричит о пустоте. Словно я слишком ничтожна, чтобы заполнить его.
Я разбираю оставшиеся вещи в чемодане, и когда я нахожу маленький пакетик на дне, комната еще больше уменьшается в размерах.
Я не знаю, зачем я привезла это с собой. Может, потому что я не знала, что еще с этим сделать. Я разрываю слишком пеструю упаковочную бумагу и просто смотрю на кожаный корешок долгое время. Я собиралась подарить это Итану вчера, но он отвлек меня, разорвав со мной отношения. Я была в таком восторге, когда купила это. Мой первый подарок для первого парня. Я беспокоилась, что он посчитает это глупостью.
Оказалось, что рождественский подарок – последнее, о чем мне стоило бы думать.
Я открываю дневник и провожу пальцами по пустым строкам, которые должны быть заполнены мыслями о нем.
Может мне оставить это при себе. Создать место, где я изливаю все негативные эмоции.
Я беру ручку и пытаюсь начать писать. Ничего не получается.
Я закрываю глаза, но в моих воспоминаниях возникает только вереница мыслей о Холте. О том, как он целует меня. Держит мою руку.
Я обхватываю себя руками, чтобы остановить боль.
Боже, я скучаю по нему.
Быть вдали от него – это одно. А вот быть эмоционально отрезанной – совсем другое. Оба этих аспекта вместе – невыносимы.
Моя последняя нить самоконтроля обрывается. Я беру телефон.
Он сказал, что хочет быть друзьями, верно? Я набираю пять разных вариантов сообщений, прежде чем останавливаюсь на одном, которое звучит более-менее дружелюбно.
Привет. Наверно, твой рождественский обед прошел лучше, чем мой. Ничего не говорит о Рождестве так, как поддельная индейка и ореховый пирог, да? Надеюсь, у тебя все хорошо.
Как только я нажимаю «отправить», я тут же жалею об этом.
Следующий час я провожу в агонии, ожидая его ответа.
Еще один час я провожу, придумывая оправдания его молчанию.
И только спустя три часа после того, как я почувствовала себя глупее как никогда в своей жизни – такой никчемной, жалкой и агрессивно тупой – я заплакала горючими слезами, и моя грудная клетка чуть ли не треснула от прилагаемых мною усилий сохранять тишину, чтобы родители меня не услышали.
Я кидаю свой телефон на пол и пытаюсь уснуть.
Маленькая мазохистская часть меня бодрствует в течение ночи в ожидании сообщения от него.
На утро от него так и нет ответа.
— Кэсси?
Уходи, мам.
— Милая, вставай.
— Я сплю.
— Уже два часа дня. Тебе надо что-то поесть.
— Я не голодна.
Кровать слегка прогибается. Рука касается моей головы и гладит меня по волосам, которые не мылись все пять дней, что я была дома.
— Милая, я бы хотела, чтобы ты рассказала мне о том, что случилось. Я бы могла помочь.
Ты не можешь.
— Это имеет отношение к тому парню, с которым ты встречалась? К Итану?
Я не отвечаю, но мама знает. Только неудачная любовь может заставить женщину так себя вести. Я видела ее после ссор с папой. Разбитое сердце выглядит у всех одинаково.
— Милая, — она гладит меня по спине. — Ни один парень не стоит этого. Если он не хочет быть с тобой, то он определенно ненормальный.
Она права. Так и есть.
Это было одним из многих качеств, что привлекли меня в нем.
— Он не… навредил тебе, так ведь? Физически, я имею в виду.
Я качаю головой и блокирую мысли о том, как я вздыхала, когда он входил в меня.
— Значит это все просто эмоции?
Просто эмоции? Такого понятия не существует. Эмоции ничто без последующего физического отклика. Адреналин наполняет нас радостью, от страха начинает колотиться сердце, потеря вызывает душевную боль.