— Как такое возможно? Это суп. Из банки.
— Я добавила слишком много молока. Видимо, я должна была измерить дозу или что-то в этом роде. — Она зачерпывает немного в ложку и пробует.
— На что похоже?
Она пожимает плечами.
— Молоко со вкусом томата.
Я вздыхаю и прислоняюсь к стойке.
— Не самое странное из твоих творений.
— Да уж.
— Накрывать будем?
— Давай. У нас хотя бы есть роллы.
— Ох черт! — Я открываю дверцу духовки и оттуда палит дымом. Когда я вытаскиваю противень, то обнаруживаю, что роллы черные. — Проклятье!
— И кто теперь плохой повар? Господи, тебе всего-то надо было их разогреть!
Мы стоим на месте несколько минут, глядя на жалкие остатки нашего ужасного ужина. Я не знаю, смеяться мне или плакать. У меня возникает желание позвонить Итану, чтобы он пришел приготовить нам что-нибудь, но думаю, что желай он провести время со мной, то дал бы знать.
— Вино? — предлагаю я.
Руби вздыхает.
— Валяй. Не думаю, что могу и его испортить.
— Ловлю на слове.
О, боже. Ай.
Я морщусь, когда открываю глаза. Солнечный свет пронзает мой пульсирующий мозг, как нож для колки льда.
Я лежу на полу в окружении винных бутылок и коробок от пиццы. Судя по отвратительному привкусу во рту, я вчера не только перебрала с алкоголем, но еще и выкурила до хрена сигарет. Мой рот сравним с полом ринга после петушиного боя.
Я приподнимаюсь и прохожусь языком по своим зубам, попутно замечая, что Руби лежит на диване, прикрывая свое лицо рукой.
Очень надеюсь, что ей будет плохо, когда она проснется. Хоть я и не помню бо́льшую часть прошлой ночи, я почти уверена, что это ее вина.
Моя голова пульсирует, а желудок пучит, и когда я вытягиваю руку вперед, чтобы сбалансировать себя, что-то на моей руке бросается мне в глаза. На костяшках моих пальцев черной подводкой написано слово «ХОЛТ».
Какого…?
На другой руке нацарапано слово «ОТСТОЙ».
До меня доносится стон, и я смотрю на Руби.
— Я этого не делала, — говорит она, выглядывая из-за руки. — Ну, ладно, делала, но ты сама сказала мне сделать.
— Ты помнишь прошлую ночь?
— А ты нет?
— Не очень.
— Ну, я пару часов увещевала о том, какой Холт сволочь, пока ты не согласилась. Потом ты сделала это с моим лицом.
Она приподнимает руку и показывает худший макияж, который доводилось мне видеть. Ее брови утолщены, а подбородок заострен с помощью плохих линий затенения по краям.
— Ты пыталась сделать меня похожей на Холта, потому что хотела врезать ему по лицу за то, что он такой отчужденный.
— О, боже, Руби, я ударила тебя? — Было сложно понять, учитывая весь этот макияж.
— Нет, но ты сделала очень «крикливый» телефонный звонок Холту в два часа ночи.
— Что?! Что я ему наговорила?!
Она садится, потом хватается за голову и стонет.
— Ты много чего говорила. А я на заднем плане поддерживала тебя. Ты так знатко вынесла ему мозг! Затем ты повесила трубку и отрубилась.
— О, боже. — Меня тошнит, но не от алкоголя. Я ползу по полу и отбрасываю в сторону мусор, пытаясь найти свой телефон.
— Почему ты не остановила меня?!
— Милая, я была еще более пьяной, чем ты. Вдобавок, он заслужил это. Для пьяной девушки, ты была весьма красноречива. За исключением той части, когда ты плакала.
Я перестаю искать телефон и смотрю на нее.
— Пожалуйста, скажи, что это шутка.
— Не-а. Примерно через десять минут ты сквозь слезы сказала что-то о том, что он твой первый парень, первый любовник, и по идее ты должна чувствовать эйфорию и влюбленность, а все, что ты чувствуешь – это неразбериху и одиночество, потому что даже когда он с тобой, он с тобой не весь.
— О, боже.
— Потом ты сказала что-то типа: «Почему ты просто не позволишь себе любить меня? Разве ты не понимаешь, какой гармоничной парой мы бы были?» И, ну, к этому моменту, я уже тоже плакала, так что…
Я потираю глаза.
— Ох, Руби это плохо. Очень, очень плохо.
— Да, нам нельзя больше так много пить.
Я сметаю вещи с журнального столика, отчаявшись найти свой телефон. Наконец, я нахожу его под коробкой от пиццы. Он отключен и весь в масле.
Когда я включаю его, то обнаруживаю восемь пропущенных вызовов и две эсэмэски.
— Дерьмо, дерьмо, дерьмо.
Я читаю его первое сообщение.
Перезвони мне. Сейчас же!
Я прикладываю телефон к своей раскалывающейся голове.
Мне не хочется просматривать следующее сообщение, но я знаю, что обязана. Он отправил его через час после первой эсэмэски.
Черт побери, я ненавижу себя за то, что заставил плакать тебя. Позвони мне, когда получишь это сообщение. Мне пофиг на твое похмелье. Нам надо поговорить.