На этих выходных в Сан-Франциско было несколько конференций. Когда я должна была делать дополнительные минеты на моих шести квадратных метрах, зная то, что Шейн не хочет иметь со мной ничего общего, мне было легче с этим справиться. Как проглотить таблетку, так сказать.
Мы с Сибил систематично таким занимались, и, в итоге, лопатой гребли приличные деньги, после нескольких особых минетов и возможности мастурбировать участникам китайской конференции «Пластик и краски» в пятницу и субботу, а потом политикам на саммите «Использование солнечной энергии» в воскресенье и понедельник. У нас было четыре загруженных ночи, что принесло нам прелестную небольшую пачку наличных, которую мы прятали под нашими матрасами.
Ладно, пусть я использовала тот факт, что Шейн не позвонил мне, как стимул заработать столько денег, сколько только было возможно. Я просто собрала все чувства к нему, затолкала их в «хранилище для эмоций» и погрузила его глубоко в себя. Туда же, где я хранила каждую вторую чертову ситуацию, которая определяла, кем именно я была. Волею обстоятельств я обучалась быть девушкой, которая выглядела так, будто ей все равно. Я так много раз ступала на эту дорожку... Я знала, где находится каждая трещинка, неровность и выбоина, а также какой ущерб каждая из них наносила, когда я не обходила их стороной.
Проблема была в том, что, даже окунувшись с головой в работу на все выходные, это не помогло настолько, насколько я думала, что поможет. Как говорится, первое впечатление обманчиво, а так и было: я обманывала всех, когда дело касалось Шейна, и в первую очередь саму себя.
С тех пор как мы с Шейном начали проводить столько времени вместе, мне становилось все трудней и трудней заниматься своей работой. Раньше я бралась за кого угодно без раздумий, избавляла разум от любых эмоций и отрабатывала встречи, делая все, что, черт возьми, я только хотела с ними вытворять. Я могла трахаться и подыгрывать их извращенным фетишам, потому как была чертовски хороша в том, чтобы в мыслях превратить все в обычную игру.
А теперь, в момент, когда эти ублюдки отправились в город заниматься своим делом, мой разум заполнен образами Шейна, качающего головой. Его взгляд прожигал мою кожу и оставлял шрамы от стыда за то, что я была с мужчинами, которые не любили меня. Меня переполнило чувство вины, да, то единственное чувство, которое я всегда держала на расстоянии вытянутой руки. Теперь же, клиент за клиентом: все, о чем я могла думать – это Шейн. Я бы хотела, чтобы это были его руки, которыми он бы касался меня; его губы, которыми он бы целовал меня; и его язык, которым он бы выводил совершенно восхитительные линии вдоль моего тела.
Без сомнения, любовь способна заставить девушку завязать с проституцией. Худшее, что может случиться с продажной женщиной, – угораздить ее влюбиться. Не имеет значения, заколачиваешь ты много денег, продавая киску, или получаешь за это дело сущие копейки. Любовь, словно яд, медленно растекаясь по твоим венам, все равно доберется до самого сердца, и, в конечном итоге, вытравит из тебя все желание раздвигать ноги перед кем-нибудь, кроме любимого человека.
Четверг. День, когда мы обычно стирали с Шейном. Вместе. В голову лезли разные мысли. Может, я просто должна пойти в прачечную и сказать ему, что мне жаль, что я такая сложная? К черту все... может мне просто сбросить на него бомбу и сказать, что я проститутка. Почему бы не рискнуть и потерять его навсегда? Зато потом все будет закончено.
Шесть дней прошло, а он так и не позвонил. Это состояние мне было хорошо знакомо: боль разрывала сердце, и я не могла дышать, когда думала о нем. Я не подписывалась под тем, чтобы влюбиться в него. Сибил предупреждала меня, она говорила мне пройти мимо. Почему я не слушала? Мне просто нужно двигаться дальше.
ГЛАВА 14
Стоит только решиться жить дальше, не оглядываясь на прошлое, как тут же возникает одна большая проблема – все твои мысли концентрируются исключительно на том, о чем бы ты хотела забыть. Я не могла думать ни о ком, кроме Шейна. Стоило мне только прекратить фантазировать о том, чем он может заниматься в это время, как я тут же начинала думать, скучает ли он по мне или разговорам со мной. Каждый раз, проходя мимо подставки с цветочными горшками, я вспоминала о нем. Каждый раз, когда я закидывала грязные вещи в корзину для белья, я думала о нем. Даже когда чистила зубы, он умудрялся проникнуть в мои мысли. Я совершено потеряла контроль над ситуацией, – так много я думала о нем. Все это стало чертовски раздражать. Казалось, что все, что бы я ни делала, начиналось с мыслей о Шейне.
Я потянула на себя дверцу холодильника. Последнее время у меня был неважный аппетит, да и сейчас я не была особо голодна, но было уже без четверти двенадцать, и я решила, что если не закину что-нибудь в себя, позже очень пожалею об этом. Желудок скрутило от голода и засосало под ложечкой, а это плохо. Я почистила вареное яйцо, приготовленное Сибил пару дней назад. Она из тех сумасшедших, повернутых на своем здоровье людей, которые начинают утро с белковых продуктов, абсолютно, исключая продукты, содержащие углеводы. Обычно меня тошнило от одного их вида, но когда мне нужны были протеины, и не хотелось готовить, вареные яйца отлично выручали. Кроме того, Сибил не было дома со вчерашнего утра. Она упоминала, что у нее намечается секс-марафон в городе.
Я взяла вареное яйцо, не забыв прихватить с собой кусок дрожжевого хлеба, и уселась на диван. Я пыталась бороться с желанием просто взять и отправиться в «Остановись и постирай». Не так и сложно сделать вид, что между нами ничего не произошло. Я хорошая актриса. Мне пришлось рано постичь эту науку, поскольку не смогла бы продавать свое тело, не будь у меня артистических способностей. Стоит сказать о том, что даже используя несколько недель подряд одни и те же приемы, я обыгрывала их каждый раз по-разному. Моя работа заключалась в том, чтобы заставить клиента думать, что секс с ним – самое сногсшибательное, что происходило со мной в жизни, и что же, я чертовски хорошо умела притворяться!
Я должна была быть достаточно сильной, чтобы не поддаться естественному желанию почувствовать себя достойной того, что лежит за границами простого перепиха. Я знала, что произошло бы, впусти я Шейна в свою жизнь по-настоящему. Очень быстро наши отношения стали бы сложными. Перебирать в голове чувства к нему было бы так же глупо, как быть избитой только за то, что я родилась. Ничто в этом мире не могло бы убедить меня, что чувства, которые хуже любого ножа с тонким лезвием, ранят мое тело, могут сделать меня цельной. Ни любовь, ни вожделение не стоили этой жгучей боли.
Я подтянула ноги под себя, и свернулась калачиком на диване. Слезы капали из глаз, ручейком стекая по щекам, сразу впитываясь в ткань укороченной ночной сорочки. Я не позволяла себе лить слезы с того самого момента, как обменяла свое сердце на трах без любви с тем, кто забрал и разрушил мою душу. Но теперь я плакала. Мои глаза горели как после кислоты, стоило мне подумать о всех своих бессмысленных и болезненных перепихах, после которых я теряла часть души, зная, что возможности вернуть ее обратно уже не будет. Поначалу, пока я еще могла держать эмоции под контролем, я просто скулила от боли, но позже все вылилось в неконтролируемые, зарождающиеся где-то глубоко, в самом низу живота, завывания, потому что все, что целую жизнь копилось в моем сердце, вырвалось наружу.
Я не прекратила плакать, даже когда у меня пропал голос, а пересохшее горло пришлось увлажнить рюмкой обжигающей текилы. И, даже несмотря на то, что мне пришлось пережить немало бед из-за алкоголизма родителей, я не стала отказывать себе в удовольствии, вливая в себя рюмку за рюмкой этой золотистой ядовитой жидкости до тех пор, пока не увидела дна бутылки. Как старого приятеля я поприветствовала тепло, обжегшее заднюю стенку горла, опалившее жаром легкие и сдавившее грудь. После того как текила проскользнула вниз по пищеводу в желудок, меня накрыло волной грязного отвратительнейшего удовлетворения. Наконец, я почувствовала хоть что-то, прежде чем впала в яростное оцепенение.