Мой внутренний голос без устали напоминал, что я все та же бесполезная сломленная девушка, от которой на протяжении всей своей жизни пытаюсь сбежать. Я сделала глубокий вдох и на выдохе постаралась избавиться от этого ощущения. Мне больше не хотелось слушать этот голос. Не хотелось вспоминать о той, кем я никогда не хотела быть.
‒ Сибил! Прости, я не смогла тебя спасти. Не смогла тебя защитить. Прости... О. Мой. Чертов. Бог... Ты больше не вернешься домой!
Мой голос оборвался, я свернулась калачиком и позволила всему, что когда-либо ломало меня, наполнить мое существо. Каждый раз, когда в моей вере в людей появлялась очередная брешь, каждый раз, когда мне было больно, мою душу прожигало насквозь от того, что люди, которых я любила, или даже совсем не знакомые мне люди использовали меня. Каждый новый вдох настолько переполнял мои легкие кислородом, что я захлебывалась им. Я оказалась заживо погребенная под то и дело вспыхивающими в голове потраченными впустую мгновениями и омерзительными воспоминаниями. Несчастные случаи, которые и сделали из меня ту, кем сейчас являюсь, и из-за которых я именно так переживаю подобные ситуации. Мое искалеченное сознание не может перестать оправдывать всех тех, кто разрывал мне сердце на части. Я думала о том, что нужно бросить Шейна и потерять при этом любовь, которая корнями проникла в меня глубже, чем любая другая привязанность, испытанная мною прежде.
Я кричала, пока не охрипла, пока у меня не заболела голова. Я плакала, пока у меня не закончились слезы, пока последняя из них не впиталась в подушку на диване и в салатово-зеленую подушечку Сибил. Я плакала, пока не выбилась из сил настолько, чтобы уснуть, завязнув в болоте своей боли.
Меня разбудила вибрация телефона, лежащего рядом. Понятно, что жизнь продолжает идти своим чередом, даже когда ее разбивают на сотни осколков. Никто не станет принимать во внимание, что жизнь девушки только что была в очередной раз уничтожена. Я пристально всматривалась в часы на стене, но из-за опухших глаз цифры на них сливались. Половина восьмого. В квартире царил полумрак, а я была измучена. Солнце уже село и я просто не могла заставить себя подняться и выйти на улицу. Я бросила телефон на кофейный столик. Я знала, что это был один из озабоченных клиентов, который звонил мне, чтобы перепихнуться или просто узнать, почему забросила работу и жива ли я вообще.
Включая сегодняшний день, прошла уже почти неделя с тех пор, как я перестала прогуливаться по своему отрезку тротуара площадью в шесть квадратов. На этом тротуаре наши с Сибил воспоминания оказались всего лишь грязными сточными водами, которые были смыты в канализацию обычным дождем. О чем, черт возьми, я думала: знала ведь, что на мои шесть квадратов всегда претендовала и другая шлюха, которая надеялась найти горшочек с золотом на другом конце этой долбаной радуги. Как я собиралась туда вернуться? Я завершила жизнь в мире сломленных людей, которые бродили по неровным дорогам среди своих несбывшихся желаний.
Я сидела в нашей квартире, окутанной туманом, зная, что есть решения, которые я рано или поздно должна была принять. Я осмотрела вещи Сибил и весь тот хлам, который, так получилось, принадлежал мне. Никаким образом я даже и представить не могла, что вернусь на панель. Я должна была быть сильнее, чем была раньше. Должна собрать всю волю в кулак и запаковать вещи Сибил. Я не могу позволить хоть чему-то из ее вещей потеряться или про что-то забыть. Она бы не хотела, чтобы это произошло, особенно если кто-то из ее родственников решил бы прийти и забрать то, что после нее осталось.
Мы никогда бы и не подумали обсуждать такое дерьмо. Возможно, несколько оптимистично было полагать, что мы выживем, учитывая специфику нашей профессии. Как же я ошибалась. Я не знала с чего начать. Мои пальцы начинало покалывать при мысли о том, что мне придется взять в руки то, что принадлежало ей. Я стояла посреди квартиры и смотрела по сторонам, растерянная, не зная с чего начать. Может, с ее одежды? Или заглянуть под кровать, под которой она могла что-то прятать? Я должна была напоминать себе, что она умерла, и кроме меня больше некому убрать все те вещи, которые остались после нее.
Я стояла и глазела на ее гардеробную комнату. Это единственная гардеробная в этой квартире. В моей памяти возник день, когда мы только въехали сюда.
‒ Вау, Сибил, тащи свою задницу сюда и посмотри, какая здесь гардеробная. Да она просто огромная! ‒ кричу я, вытирая пот со лба.
Мы только что занесли последнюю коробку из багажника моего автомобиля.
‒ Места здесь предостаточно для нашего барахла, ‒ громко отвечает она в ответ.
‒ Черт, нет, подруга, давай сыграем в камень-ножницы-бумага. Она шикарна, и одна из нас должна полностью воспользоваться ее преимуществом, ‒ подкалываю я и подхожу к Сибил. Я кладу кулак одной руки на ладонь второй и протягиваю Сибил. Я знаю, как в любой ситуации получить выгоду, играя в камень-ножницы-бумага. Я довольно хорошо ее освоила и обычно остаюсь в выигрыше... но не в этот раз.
‒ Прекрасно, раз, два, три, ‒ считает она до трех, а затем выкидывает кулак вперед.
То же самое делаю и я. Она показывает этот гадкий камень, и, ну, вы понимаете, когда моя рука складывается в фигуру ножницы и я выкидываю два пальца вперед, я понимаю ‒ моя судьба предрешена и первая игра из трех проиграна. Сибил выигрывает два раза из трех в камень-ножницы-бумага, и не проходит и двух минут, как она предъявляет свои права на гардеробную. Победителю полагается награда: итак, вся гардеробная, за исключением небольшого отдела в передней правой части, это место она сохраняет свободным на случай, если у меня будет что-то, что не войдет в мой отдельно стоящий шкаф, переходит к ней. Но поскольку я очень упрямая дрянь, то ни разу не поддалась на ее уговоры и постепенно она заняла этот отдел вещами, которые больше не планировала носить. Но тот день стал последним, когда я играла в камень-ножницы-бумага, больше я не делала этого ни с одним человеком. Я усвоила урок: она не оставляет людям права выбора.
Я не стала бороться с чувством неловкости, прокатившемся по коже, когда, потянув на себя дверь гардеробной, расположенной рядом с ее кроватью, увидела ее одежду. Платья и маечки, которые она одалживала мне раньше сотни раз, предстали перед моими глазами аккуратно развешенными на штангах для одежды. На память пришли моменты, когда я приходила в эту гардеробную порыться в вещах Сибил, поддавшись уговорам надеть что-то из ее одежды. Сейчас я здесь, чтобы перебрать ее одежду потому, что она уже не имеет права голоса. Сибил навсегда лишена возможности сказать мне, что это правильно, навсегда.
Каждый дюйм гардеробной Сибил использовала по назначению. Коробки с туфлями на высоких каблуках были сложены на полке поверх двухуровневых штанг для одежды. Органайзер для хранения обуви висел на внутренней части дверцы. В гардеробной были развешены наряды и расставлена подходящая к ним обувь. У нее было множество платьев, которые напоминали мне о событиях, отразившихся на наших жизнях помимо тех, что делали наши жизни похожими. Вынимая ее вещи, я заметила маленькое черное кожаное платье, которое она надевала на ночную вылазку в «Сэр Фрэнсис Дрейк». Она так радовалась, когда нашла красные лодочки под кожу аллигатора, которые смотрелись так, будто их сшили именно под это платье. Она была такая красивая со своими насыщенно красными, взбитыми в высокий начес волосами и туфлями им в тон.
Я взяла ее одежду из шкафа в тяжелую охапку и положила поперек кровати. Ритуал, который разрывал мне сердце с каждым шагом, пока я ходила туда-сюда с одеждой от гардеробной до кровати. Слезы струились по моим щекам, а каждая новая выложенная мной стопка символизировала историю жизни, в которой ее бросали или платили за тот образ, который хотели в ней видеть. Я положила последнюю стопку из дизайнерских пальто и свитеров на качающийся ворох рубашек на кровати, как вдруг раздалось глухое бряцанье от того, что-то упало на паркетный пол и закатилось под мою кровать. В обычный день я бы не обратила на это внимание, но сегодня все было иначе. Поток времени замедлился, стал вязким и двигался с такой скоростью, что все вокруг казалось грубым и пошлым, а тишина в нашей квартире, возникшая вследствие утраты, лишь усиливала это ощущение.