‒ Знаешь что, Роузи, я приколол боль себе на грудь и ношу ее всю жизнь. Встретил пули страдания, как лучшие из пуль. В эпицентре военных действий я видел, как мои братья жертвовали всем, что у них было. Ради чего? Чтобы я мог вернуться и спустить предоставленные мне возможности на горестные переживания, пока они будут лежать на глубине шести футов в холодной твердой земле, забытые своей страной, которую они так любили? Шейн не любит эту девчонку. Он слишком занят, сражаясь с теми демонами, за которых ты так держишься.
Слова Бриггса оставляли глубокие порезы. Он загнал меня в тот угол, в котором я всю жизнь страшилась оказаться. Видел меня насквозь, словно вместо кожи у меня была тонкая вуаль, за которой я пряталась от опасностей. Я всегда была из тех девчонок, которые могут трахнуться с парнями и тут же попрощаться с ними. Позволяла им самим взять от меня столько, сколько нужно, так, чтобы мне не приходилось ничего отдавать. Кто не рискует, тот ничего и не получит. Это было моим лучшим оправданием и худшей причиной. Легче было унять боль, чем вызвать чью-то любовь.
Напряжение сильно ударило меня в грудь, у меня перехватило дыхание от осознания вины за то, что я так быстро сдалась. И теперь Кин Бриггс призывал меня заплатить по счетам, жить открыто, появиться там и отдаться своим чувствам к Шейну. Сделать бросок костей в азартной игре ‒ в игре, в которой я проигрывала всю свою жизнь.
‒ Я не уверена, что смогу избавиться от своих демонов, они со мной так долго, что я и не знаю кто я теперь без них.
‒ Может, тебе пора узнать, кто ты есть на самом деле.
‒ Что если уже слишком поздно?
‒ А что если нет? Ничего нельзя знать наверняка, милая. Мы можем уехать отсюда и погибнуть по дороге в автокатастрофе. И отправляясь на небеса, найди мне жемчужные врата или рухни в огненные пучины ада, ‒ и чем больше он напирал, тем сильнее становился его акцент.
‒ К чему ты клонишь, Ки?
‒ К тому клоню, что ты можешь быть либо женщиной, которая сидит тут и размышляет, стоит ли пойти и попрощаться с лучшей подругой, пока ее не похоронили навеки вечные, или можешь взять себя в руки и заявить свои права на то, что тебе принадлежит.
‒ Тебе легко говорить.
‒ Чертовски верно сказано, детка, но ты упрямая девушка, а тебе всего-то и нужно, что проглотить свою гордость и помириться с этим парнем. Потому что мне надоело смотреть, как ты рушишь свою жизнь. Устал от ужасных мыслей, которые появляются у меня каждый раз, когда твой номер высвечивается на моем телефоне.
‒ Правда выходит наружу. Ты не так силен, как кажешься.
‒ Если тебе хочется так думать, пусть будет так. Я буду лучше навещать тебя дома, чем похороню в месте, подобном этому. Ты сильная девушка, я в этом нисколько не сомневаюсь, но если ты продолжишь в том же духе, тебе недолго останется на этом свете.
‒ Если ты будешь говорить всем своим клиентам бросить их занятие, ты скоро останешься без работы. ‒ Я покачнулась, снова поднимая свое кресло вертикально.
‒ Ладно, Роуз, считай ты ‒ слабинка в моем сердце. Это первый раз, когда я кому-то признался в этом, но тот парень, девочка моя, он твой билет, который сможет помочь тебе вырваться из этой жизни. Я думаю самое время воспользоваться им.
Глубоко внутри я знала, что он прав. Было очевидно, что он пытался меня защитить, но видя то, что я всю жизнь сама о себе заботилась, я не собиралась позволять ему решать, что для меня хорошо.
Я выглянула в окно и увидела, как Шейн, одетый в угольно-черный костюм, наклонился и поцеловал в щеку пожилую женщину, проделав все это, он принялся утешать пожилого мужчину рядом с ней. Шейн положил ладонь на плечо мужчины, и они пожали друг другу руки. Этот привычный жест показался более интимным, чем просто приветствие двух незнакомых людей. Я рассматривала родителей Сибил, или тех людей, которые как я предполагала, были ее родителями. Смотрела, как они жестикулируют, поднимая свои слабые руки в момент разговора с ним, как Шейн мягко их успокаивал. Он был так искренен, и хотя я не слышала, о чем они говорили, я заметила, каким полным сострадания было его лицо.
‒ Я ценю твою заботу, Бриггс, правда ценю, но это моя жизнь, и то, как я ее проживу... слушай, только мне это решать. Просто занимайся своими делами, а я займусь своими, думаю, так всем будет лучше.
‒ Хорошо, милая. Я уже все сказал. Ты можешь остаться сидеть здесь, упуская свой шанс и наслаждаясь вечеринкой на одного, или ты можешь вытащить свой зад из машины и пойти попрощаться с Сибил. В любом случае, это не мое дело, ‒ сказал он, похлопав меня по колену, прежде чем открыть водительскую дверцу и выйти наружу. Он распахнул заднюю дверцу со стороны водителя, сорвал с вешалки свой черный фрак и надел его, прежде чем посмотреть на меня. Его глаза спрашивали, буду ли я задницей или другом.
‒ Прости, Ки, рана довольно глубокая. Я просто не могу сейчас посмотреть ему в глаза.
‒ Как хочешь. ‒ Он закрыл заднюю дверцу машины, и я увидела, что он направился к не зарытой могиле Сибил.
Я оглянулась и заметила Шейна, утешающего Марти. Сердце словно кинжалом пронзило. Я закрыла глаза, и слезы заструились из моих глаз.
ГЛАВА 25
Я все еще сидела с закрытыми глазами, а слезы стекали по ресницам, выдавая мои попытки сдержать чудовищный крик, рвущийся из меня наружу. Я решила дождаться возвращения Бриггса, чтобы мы могли просто уйти, но, казалось, его не было целую вечность. Знала, что он не выпустит меня отсюда, пока я не поднимусь наверх и не отдам дань уважения Сибил.
Ладно, пришло время повзрослеть и взглянуть трудностям в лицо. Никто больше не будет мной управлять. Я имею полное право пойти туда и попрощаться со своей лучшей подругой.
Ждала, что голос в голове вновь вступит со мной в спор. Скажет, что я конченый бесполезный человек, недостойный занимать место на этом свете, но никаких возражений не последовало, как и ни одного грубого слова разносящего в дребезги мою самооценку. Я почувствовала облегчение, когда, привстав, увидела, что Кин стоял у могилы в одиночестве. У меня груз упал с плеч, теперь, наконец, я могла остаться наедине с мертвым телом моей дорогой подруги, аккуратно уложенным в гроб из темного дерева.
Я открыла дверцу. Уверенность снова вернулась ко мне. Уже была готова пойти попрощаться, как вдруг дверь со стороны водителя распахнулась.
‒ Закрой дверь, ‒ испугал меня чей-то голос.
Шейн проскользнул за водительское кресло, закрывая за собой дверцу и вытягивая длинную накачанную руку через салон, чтобы взяться за ручку моей двери и тоже захлопнуть ее.
‒ Какого черта, Ше...
‒ Подожди. Ничего не говори.
‒ Что? Кем ты, черт возьми, себя возомнил?
‒ Я ‒ мужчина, который тебя любит. Твой мужчина.
‒ Это не так.
‒ О, милая, конечно так, просто ты раньше этого не знала. Но скоро все изменится.
Его ответ застал меня врасплох. Шейн никогда раньше так со мной не разговаривал.
‒ Ты не можешь быть моим мужчиной, по крайней мере, пока я не дам своего согласия, и кроме того, ты все еще встречаешься с Марти.
‒ Ты видишь то, что, мать твою, тебе хочется видеть, но правда в том, что я старался не торопиться, я медлил и старался дать себе время, отступал. Но с этим покончено.