Она опускает свои бедра на мои и находит свое пристанище.
Этот напор, его достаточно, чтобы свести меня с ума.
Улыбка появляется на ее великолепных, томящихся губах.
− А каково это для тебя? − тихонько спрашивает она.
− Идеально, − отвечаю я.
Я кладу руки ей на поясницу. Мои пальцы встречаются с естественным изгибом ее задницы, я чувствую ее желание опуститься на меня.
Инстинктивно я прижимаюсь к ней бедрами, делая рывок. Часть меня боится, что она решит, будто это слишком, поэтому наблюдаю за ее реакцией. Ее глаза широко раскрыты и она выгибается назад, после этого я точно знаю, что ей нравится то, что я готов ей предложить. Наши губы сливаются в поцелуе, когда я подаюсь навстречу ей. Мои руки отчаянно пытаются найти хоть частичку ее обнаженной плоти, и чем больше я хочу ощутить ее под собою, тем больше хочу погрузиться в глубины ее души. Но еще не время. Мы на грани, сгорая в пламени нашей страсти, нахлынуло нечто чертовски интенсивное, нечто, чего я никогда впредь не испытывал ни с кем. Мы не произносили ни слова, отдавшись языку наших тел. Мы просто любили друг друга.
Она извивается, подстраиваясь под меня... Ее бедра... Ее ноги, наконец, оказываются поверх моих. Я отрываю руки от ее поясницы и убираю ее волосы с лица. Мы оба все еще глубоко погружены в поцелуй. Она отодвигается ровно настолько, что я могу видеть ее глаза, затуманенные от неутоленного желания. Я молча прошу у нее разрешения прикоснуться к ее телу в тот момент, когда пальцами касаюсь канта ее рубашки. Шесть пуговиц, именно столько я насчитал, пока она входила, шесть маленьких аккуратных пуговиц отделяют меня от того, чтобы войти в рай, чтобы прикоснуться губами к ее налитой груди, пробуя на вкус ее молочно-белую мягкую кожу.
На ее лице вспыхивает робкая улыбка и теперь ее руки опускаются на пуговицы. Она дразнит меня глазами, медленно расстегивая их одну за другой. Ее рубашка теперь нараспашку, и я делаю то, что должен, резкий ответ на ее призыв, я жду, пока она скажет мне, что мне позволено прикоснуться к ее прекрасному телу. Ожидание отнимает все мои силы.
Я тянусь и берусь расстегнуть последние две пуговицы. Я немного приподнимаюсь с дивана и стаскиваю с себя рубашку. Я обнажен по пояс, мои мускулы напряжены, а сердце стучит о грудную клетку. На ней нет бюстгальтера.
Она выпрямляется, всем своим весом она прижимается ко мне, такая горячая, такая ненасытная. Я напрягаю бедра и смотрю на реакцию ее совершенного тела. Я тянусь вверх, просовываю пальцы за ворот ее рубашки и провожу по плечам. Наши глаза магическим образом не отрываются друг от друга, когда ее рубашка начинает скользить с ее плеч. У меня пересыхает в горле.
− Ммм, − стонет Роуз, она расслабленна. Мой член напрягается в штанах, мне необходимо быть внутри нее, чувствовать, как ее мышцы сжимают каждую частицу моей плоти, принимая все, что я так жажду дать ей.
− Хочу быть внутри тебя, − шепчу я.
− И я, − выдыхает она.
− Я хочу тебя, каждую частицу той, кем ты являешься, всю полностью.
− Я отдамся тебе всецело. − Слышу ее слова.
− Я здесь только ради тебя. Отпусти все сомнения, отдайся мне, Роуз.
Вдруг, что-то внутри нее ломается, словно она ждала, что кто-то спросит о каждой частичке, каждой крупице той девушки, которой она является, словно камень, сдерживающий поток буйной реки разбивается... и она остается сломленная вместе с ним.
− Я никогда не просила такой жизни. Лишь хочу быть свободной, хочу дать тебе все, что только могу, − отвечает она, ее слова противоречат действиям. − Не хочу постоянно бояться потерять тебя из-за своего прошлого. Хочу верить, что достойна тебя. Хочу верить твоим словам, хочу научиться любить ради тебя, но так чертовски боюсь, что ты никогда не простишь мне то, кем я была.
Ее слова глубоко проникают мне в сердце. Эта женщина, которая смогла добраться до самой сути того, кем я являюсь, все еще переживает, после семи месяцев вдали друг от друга, снедаемая страхом от всего этого, так или иначе, не могла полностью выбросить меня из головы, хоть и думала, что я брошу ее. К черту все это. Достаточно. Может, я и не могу сказать ей, как сильно я ее люблю, может, просто не могу подобрать нужных слов. Возможно, стоит показать это действиями, а не словами, не будучи зависимыми от страха, будто он может спасти нас. Я не могу это больше выносить. Мне необходимо показать ей, как сильно я ее люблю.
Я отодвигаюсь. Не отводя от нее взгляда, притягиваю в свои объятия. Она не сопротивляется, и я чувствую, как она тает в моих руках. Я обнимаю ее, кажется, целую вечность, прежде чем заговорить.
− Хочу показать тебе кое-что, − беру ее за руку и веду в спальню. Она нервничает, ее ладонь влажная, когда мы останавливаемся в дверном проеме.
− Наша спальня. Да, именно наша. Наша кровать, наш шкаф и наш комод. Пространство, которое принадлежит только тебе и мне. Ты единственная женщина, которую желаю видеть здесь, делить все это.
Ее глаза расширяются от удивления, увидев на комоде нашу совместную фотографию, ее подбородок дрожит, когда она проводит пальцами по кровати.
− Когда ты решишься закрыть эту дверь, наше прошлое перестанет существовать. Все что было, станет минувшим. Все, что происходит, станет... настоящим. Я провел последние семь месяцев, пытаясь понять себя, и обнаружил, что я глубоко и безумно влюблен в женщину, которая зависит от своего прошлого, − я обнимаю ее, − только ты и я, ни прошлого, ни будущего, только мы и существуем, здесь и сейчас. Я люблю тебя, Роуз Ньютон, больше, чем кого-либо в своей жизни. Я не брошу тебя. И сделаю все, что в моих силах, чтобы убедить тебя, что ты достойна, быть любимой мною, в той же самой мере как и я достоин твоей любви.
− Просто прекрати все это! Просто... остановись, − она шмыгает носом, вытирая слезы с ее щек и прижимаясь губами к моему подбородку, прежде чем я успеваю прижаться губами к ее губам. − Это будет нелегко. У меня за спиной большой багаж, − она шепчет у моих губ.
− Я обещаю: я взвалю на себя весь тот багаж, что ты несешь на себе, − отвечаю я. Проведя руками по ее лицу, я смотрю в ее прекрасные глаза цвета хвои.
− Я все усложняю, делая все иногда просто невыносимым, − находит она оправдание, громко сглатывая.
− Я умею разбираться со сложностями. Я настойчивый, помнишь? − Любое оправдание, которое она подкидывает мне, я могу парировать идеальным ответом. Я провожу большим пальцем по ее губам, моля о поцелуе, при этом, не произнося ни единого слова. Она вздрагивает, и это заставляет меня понять: у нее кончились оправдания.
− Я люблю тебя, моя Сложная Роуз.
− Я люблю тебя, Настойчивый Шейн.
− Останешься со мной здесь, этой ночью... и каждой последующей? − Она смотрит на меня, глаза блестят от слез, и между нами повисает тишина. Слезинки выступают на ресницах, когда я втягиваю в рот ее сосок.
− Это зависит от тебя, только от тебя, − добавляю я.
Она отодвигается от меня так, чтобы взглянуть мне в глаза, по-прежнему оставаясь в моих объятиях. Я смотрю, как спокойствие разливается по ее лицу, ее глаза мечутся из стороны в сторону, и кажется, проходит целая вечность. Она слегка улыбается мне и одновременно едва заметно кивает, вытягивает руку за спиной и прикрывает дверь нашей спальни. Мой разум реагирует быстрее тела, я начинаю верить, что самая красивая женщина в целом мире только что поведала мне, что нашла то, что искала всю свою жизнь... дом.
КОНЕЦ