Он поднялся на ноги. Свинцовая тяжесть тревоги осела в его внутренностях. Он зашаркал в сторону комнаты Томми. Его тяжелые шаги гулко отдавались в узком коридоре. Дверь была приоткрыта, Томми сидел, сосредоточенно сгорбившись. Его пальцы плясали по контроллеру PlayStation.
- Томми, - буркнул Хэнк, прислонившись к дверной коробке. - Ты видел Эли?
- Нет, - ответил Томми, не поднимая глаз. Его голос был едва слышен из-за быстрой стрельбы и взрывов, доносившихся из видеоигры. - Не видел ее со вторника, кажется.
- Черт. Какой сегодня день? - У Хэнка забурчало в животе; он развернулся и пошел в комнату Элисон. В голове промелькнули образы опустившихся глаз и натянутой улыбки его дочери. Он знал, что она несчастлива, но не знал, как ей помочь. Черт, да он не знал, как себе-то помочь.
Когда он подошел к ее двери, в ноздри ударил непередаваемый запах, напомнивший ему о ночных кошмарах, запах, который он так и не смог вытравить из своей памяти. Сердцебиение участилось, ужас нахлынул на него и заставил протрезветь, словно спирт, залитый в рану.
- О Боже, - прошептал он, с трудом сглатывая. Дрожащими руками он толкнул дверь, отчаянно надеясь, что его опасения беспочвенны.
Запах смерти усилился, когда Хэнк переступил порог комнаты Элисон; его грудь напрягалась при каждом вдохе. Он осмотрел тускло освещенное помещение. Его взгляд остановился на гардеробной, окутанной мраком в углу. Дверцы были приоткрыты, и от их краев исходила злая энергия.
- Эли...? - Прохрипел Хэнк, и его голос заглох под стуком крови в ушах. Затаив дыхание, он поплелся к углу, с каждым шагом все сильнее ощущая запах разложения. Его пальцы, мокрые от холодного пота, задрожали, когда он тянулся к ручкам.
Резким движением он распахнул дверцы. При виде безжизненного тела Элисон из его горла вырвался гортанный крик. Ее руки свисали по бокам, а исхудавшие ноги болтались рядом с инвалидным креслом. Она была похожа на марионетку. Ремень впился ей в горло, а фарфоровая кожа была испещрена уродливыми багровыми пятнами. У Хэнка помутилось зрение, по щекам потекли горячие слезы. Он упал на колени рядом с ней, не в силах оторвать взгляд от жуткого зрелища шеи дочери – вытянутой и неестественно изогнутой.
Ее некогда ярко-голубые глаза превратились в незрячие кровавые шары, вываливающиеся из глазниц. Сердце Хэнка бешено заколотилось в груди. Первобытный крик прорвал ему горло, и он рухнул на пол.
- НЕТ, НЕТ, НЕ-Е-Е-ЕТ! Эли, детка, этого не может быть! - Его голос треснул под тяжестью его горя. Муки горя разрывали его внутренности, словно тысячи острых ножей, отточенных специально для него. Каждый из них вырезал часть его души и оставлял его сырым и уязвимым.
- Черт возьми, Эли! - Задохнулся он, его голос дрожал от рыданий. - Почему?
Газы, покидающие ее желудок, переполненный гнилью, пузырились на высунутом языке и вырывались с гротескным бульканьем из раздутых, обесцвеченных губ. Жуткая трансформация сделала ее почти неузнаваемой, но отрицать правду было нельзя. Его малышки больше нет. Если бы только он заметил ее страдания раньше. Если бы только он был рядом со своим ребенком, как и должен был сделать любой отец.
Хэнку надо было позвонить в полицию. Он потер глаза и оглядел комнату. Телефон Элисон лежал на ее кровати. Дрожащей рукой он поднял его. К счастью, Элисон не установила пароль. Когда он провел пальцем по экрану, в глаза ему бросилась миниатюра видеоролика. Он нажал на нее большим пальцем.
Элисон стояла на школьном пандусе возле лестницы. Красивая блондинка дразнила ее. Другая толкнула ее сзади, и кресло опрокинулось на верхнюю ступеньку. Ее лицо исказилось от ужаса, а руки вцепились в обод колеса. Когда он смотрел ролик, в нем вспыхнула ярость. Тошнотворный стук ее тела и лязг стали, когда она скатилась по ступенькам, отозвались в его черепе.
- Вот ублюдки, - выдохнул он. Его рука сжала телефон, и экран треснул. Он не мог оторвать взгляд, даже когда рядом с видеозаписью хлынул поток сообщений, мерзких, ненавистных насмешек демонов.
"Вот как надо выносить мусор".
"Теперь ей есть о чем пострадать".
Каждое ненавистное слово вонзалось кинжалом в его сердце, но ни одно не ранило глубже, чем "лучше бы она умерла".
- Кто, блядь, сделал это с тобой, Эли? - Прорычал Хэнк. Его челюсть сжалась так сильно, что заболели зубы. Ему хотелось разбить что-нибудь, причинить боль тому чудовищу, которое отняло у него дочь. Но пока он мог только стоять и смотреть, как перед его глазами проносятся последние минуты ее жизни.