Черт, надо было все-таки послушать Рена.
Но опять же, кто знает, остался бы Принц в стороне, если бы Рен был со мной? Этот жуткий Принц сказал, что ждал меня. Так что он мог прийти в любое время, и тогда бы Рен был втянут во все это дерьмо, и его жизни грозила бы опасность.
С какой стороны не посмотри, все равно в итоге плохо.
Все лавочки были заняты, но Принц двинулся прямиком к ближайшей − той, что находилась в тени дерева. Пожилая пара всего лишь взглянула на него, и вдруг они резко встали и ушли. Не обмолвившись и словом. Они старались уйти настолько быстро, насколько позволяли их силы в таком возрасте.
− Уверена, ты будешь очень полезен в переполненном автобусе, − подметила я.
Он сел на лавочку.
− Присядь.
− Я лучше простою.
Он зыркнул на меня своими стрёмными глазищами.
− А я хочу, чтобы ты села.
Я сжала руки в кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони.
− Ты хотел поговорить. Так говори.
Его глаза больше не сияли. Взгляд сделался острым как осколки льда.
− Присядь, пташечка.
− Не называй меня так, − огрызнулась я.
На его физиономии не появилось даже намека на какие-то эмоции, и понять, что он собирается сделать дальше, было невозможно. А он тем временем просто поднял руку, согнул палец, и в следующую секунду послышался сигнал авто, и кто-то закричал, послышалось больше криков.
Я обернулась.
− Какого? − Я увидела молодого человека, и мои глаза расширились. Он был не старше меня и стоял прямо в центре оживленной улицы. Это был тот самый официант, который выругался на меня, когда я врезалась в него. Дверь машины открылась, и он упал на колени прямо посреди улицы.
− Сядь, или я выверну его кишки наружу.
О, Боже. Сердце ухнуло вниз, я прижала руку к груди.
− Как ты это…
Я уже видела, как Фейри манипулируют людьми, но чтобы так? Никогда. Впервые вижу, чтобы это делалось на таком расстоянии, да ещё абсолютно без физического контакта.
− Я ведь Принц, − ответил он. − Такого, как я, больше нет. Садись.
Вот дерьмо.
Я села.
Так далеко, насколько позволяла длина лавочки. Принц улыбнулся, и парень содрогнулся. На его лице появилось изумление, когда он осмотрелся вокруг. Официант поднялся на ноги и пересек улицу, обходя окружающих его людей.
− Ваш мир изменился, − произнёс Принц спустя мгновение, и я посмотрела на него.
Его взгляд был устремлен на дорогу, темные брови нахмурены.
− В последний раз, когда я тут был, лошади возили людей. Не было интернета, телевизора или кабельного.
Мои брови поползли вверх. Практически к волосам.
− Мне потребовалось несколько дней, чтобы адаптироваться ко всем этим технологиям и людям. Они повсюду. Готовы прислуживать.− Он довольно улыбнулся и вытянул длинные ноги. − Моим людям будет здесь хорошо.
Сжав губы, я глубоко вздохнула и промолчала.
− Мой мир умирает, маленькая моя пташечка. В нем темно и одиноко. Ничего не рождается, − Принц вытянул руку на спинке лавочки. Если он дотронется до меня, получит взрыв рвоты прямо в лицо. Серьезно. Он повернул голову в мою сторону. − Единственный способ сохранить его − открыть Врата.
Я уже знала об этом. Динь мне все рассказал.
− Наши источники пищи практически исчерпаны. Это вопрос времени, когда они иссякнут вовсе.
Когда он заговорил об источнике пищи, я знала, что он не о беконе с чизбургерами глаголет. Он говорил о людях. Когда Фейри не едят, их жизнь такая же продолжительная, как и наша, но когда они питаются людьми − становятся практически бессмертными. Любой член Ордена не любит об этом думать, потому что мы ничем не можем помочь людям, которые похищены из нашего мира много веков назад, когда Фейри ломились сквозь Врата, когда им заблагорассудиться. Согласно нашим познаниям, в своем мире они выращивали людей, как скот.
Даже мысль об этом ужасала.
− Ты виноват во всем этом, − ответила я, на удивление спокойным голосом. − Ты разрушил свой собственный мир. И тебе не позволят разрушить еще и наш.
Принц опустил голову.
− Что ты знаешь о моем мире, пташка? Что вообще тебе известно?
Раздражение так и сочилось из каждой моей клеточки.
− Я знаю, что хочу ткнуть пальцем в твоё глазное яблоко каждый раз, когда ты называешь меня «пташкой».
Его губы изогнулись в жестокой усмешке.
− Я тебе не нравлюсь.