— Большинство людей не признают, что он вызывает разочарование, — объясняет она. — Многие из них прикидываются, что он славный, и заявляют, что они единственные, кому по силам его исправить. Хотя иногда они даже не утруждают себя притворством. Они просто-напросто уезжают сразу после встречи с ним, продлившейся меньше нескольких минут.
— Не могу сказать, что виню их, — отзываюсь я, отталкиваясь от столешницы. — Но так уж случилось, что мне больше некуда податься. И ещё я, скорее всего, не тот человек, который может ему помочь, но и в то же время я не знаю, так ли это, когда имеешь дело с ним.
— Ну, тогда, — Линди напоследок похлопывает тесто, прежде чем вытереть руки кухонным полотенцем, — я покажу тебе твою комнату.
Верхний этаж дома так же обширен и велик, как нижний, но его пустота немного нервирует. Я следую за Линди сквозь череду деревянных коридоров, замечая, что мы проходим через десятки спален, ни одна из которых, похоже, не используется. Ну, разумеется: отец Пола здесь не живёт, и я догадываюсь, что Мик и Линди обитают в близлежащем домике для прислуги. Значит, здесь будем только я и Пол. Одни.
Эта мысль должна ужасать, и так есть. Но затем я вспоминаю свою реакцию на него… этот чистый, неразбавленный всплеск влечения, и теперь, в довершение к адской нервозности, я ещё и волнуюсь.
— Вот мы и пришли, — произносит Линди, останавливаясь перед комнатой слева в самом конце коридора. — Это не самая большая гостевая комната, но из неё открывается самый лучший вид во всём доме. Если не считать хозяйских апартаментов, конечно.
— Хозяйских апартаментов, в которых спит отец Пола, когда приезжает? — интересуюсь я, шагнув в комнату.
— Мистер Лэнгдон редко остаётся на ночь, — тихо говорит Линди. — А когда всё-таки остаётся, останавливается в самой дальней от Пола гостевой комнате. Только так они могут сохранить мир.
— До чего же удивительное неблагополучие, — бормочу я.
Но, оглядев свою новую спальню, я временно забываю о проблемах Лэнгдонов, потому что эта комната выглядит как номер на роскошном курорте. Огромная кровать, белоснежно-белое постельное бельё и меховой плед, лежащий в изножье. Мебель размером больше обычного, сделанная из натурального дерева единственного в своём роде качестве, наводит на мысль, что она была сделана в единичном экземпляре, а не в большом количестве, разбираясь впоследствии тысячами семейств.
В одном из углов стоит громадный письменный стол, а в другом кресло для чтения, но светило комнаты — это массивные окна, выходящие на водоём.
— Ничего себе, — шепчу я.
— Видишь, у нас есть то, чего нет в Нью-Йорке, — говорит Линди, даже не потрудившись скрыть высокомерие в голосе. — Например, Фричман-Бэй.
Я не спорю. Мне довелось повидать множество восхитительных пейзажей во время поездок на весенние и летние каникулы, но это место занимает самую высокую планку, потому что оно оказалось попросту непредвиденным. Уже почти стемнело, но это лишь добавляет привлекательности сумрачному водоёму. Могу представить, что в ярком солнечном свету он будет достоин праздничной открытки.
— Ванная там, — говорит Линди, указав на дверь, расположенную напротив окна. — Я положила свежие полотенца, а ещё рядом со шкафчиком стоит небольшой холодильник с водой и закусками. Я готовлю три раза в день. Ничего особенного, поэтому, если тебе понадобится что-либо между, или что-то ещё, всё в твоих руках.
— Звучит замечательно, — отзываюсь я, одаривая её скупой улыбкой. — Хотя обычно я не успеваю проголодаться, когда путешествую, поэтому на сегодня я обойдусь.
Я не ела с завтрака, если не считать съеденные за короткий перелёт крендельки, но мой аппетит определённо временно меня покинул. Скорее всего это как-то связано с тем, что я напоролась на источник всех неприятностей в мире.
— Обычно сиделки разделяют трапезу с Полом? — спрашиваю я.
Линди на мгновение поджимает губы.
— Нет, чаще всего он кушает в кабинете, иногда в спальне. Ты, конечно, можешь обедать со мной и Миком в любое время, но мы предпочитаем кушать в малом доме.
Она говорит это так, как любят говорить люди, когда не очень ждут, что их приглашение примут, и я признаю, что немного подавлена тем фактом, что, по всей видимости, мне предстоит есть в одиночестве. Моя семья всегда устраивала совместную трапезу, поэтому сама мысль о четырёх людях, живущих в одном доме и питающихся раздельно, кажется мне странной.
С другой стороны, принятие пищи в одиночку представляется гораздо менее странным, чем совместная трапеза с Полом. Если бы он вообще допустил это, особенно после того, как я себя повела. Хотя, как ни странно, я всё ещё не жалею о своей чрезмерной грубости. Оно стоило полнейшего удивления на его лице. Да и что-то подсказывает мне, что непредсказуемость — единственное, что мне понадобится, если я захочу иметь хоть какой-то шанс продолжать одерживать верх.