— Ладно, — отвечает она, удивив меня.
Я щурю глаза в ожидании.
Она переминается с ноги на ногу:
— Почему ты так смотришь на меня?
— Никогда не видел женщину, которая бы соглашалась так легко без уловок. Может быть, ответишь мне сейчас, и покончим с этим?
Оливия пожимает плечами.
— Хорошо. Я собиралась взять с тебя обещание походить со мной, чтобы мне не приходилось бегать в одиночку.
— Нет, — возражаю, едва она успевает закончить фразу.
— Почему нет?
Я пристукиваю тростью по земле.
— Ну, для начала, несмотря на тот факт, что тут и черепаха переплюнет твои жалкие потуги, я не в той форме, чтобы сопровождать даже самых жалких бегунов.
— Ты обладаешь таким ловким мастерством перегружать предложения оскорблениями, — отзывается она, вытянув руку, чтобы поправить свой хвостик. — Это, должно быть, полезно, с твоей-то процветающей общественной жизнью и всё такое.
Я ударяю тростью по земле ещё раз, изучая её.
— Должно быть, приятно приставать к калеке.
Оливия закатывает глаза.
— Я тебя умоляю. Твоя нога искалечена намного меньше, чем душа.
Она и понятия не имеет, насколько права, и у меня нет намерения подпускать её достаточно близко, чтобы она могла это выведать. Мне хорошо удаётся закрываться от людей, отталкивая их от себя… вести себя как можно неприятнее, пока они не достигнут критической точки. Но с ней? Всё иначе. И дело не только в том, что я не сумею спугнуть её за три месяца из-за установленных отцом порядков. В меня закрадываются подозрения, что она из тех людей, которые могут распознать, что эта едкая враждебная обыденность вовсе не обычна. Эта девушка вполне может увидеть, что я действительно прогнил.
Это будет лучшим, что она сделает, вот только мне нужно отложить это прозрение на некоторое время. А точнее, на три месяца. Я не говорю, что собираюсь быть милым с ней. В мои намерения вовсе не входит обрушивать на её задницу всё своё дружелюбие. Но я сделаю всё необходимое, только бы не дать ей узнать, что внутри я мёртв больше, чем ей кажется возможным. Я сделаю всё, что потребуется, дабы убедиться, что малышка Лили получит лечение, которое ей необходимо.
Впрочем, я не буду сопровождать эту девчонку на её утренние «пробежки», и у меня не вызывает затруднений это слово.
— В спортзале есть беговая дорожка, — говорю я, продолжив идти по тропе.
— Есть? — переспрашивает она, приноравливаясь к моему шагу. — Говорят, ты им не пользуешься.
— Знаешь, — говорю, будто в самом деле сражённый. — Мне только что пришла в голову замечательная идея. Давай мы не будем разводить болтовню? Ты пойдёшь вперёд и вернёшься в дом со своей неподходящей обувью, а я продолжу ползти по этой тропинке в одиночестве. Идёт?
— Моя обувь очень даже подходит.
Я фыркаю.
— Брось. Где ты её взяла, в интернете?
Она мгновение молчит.
— У них были отличные отзывы.
— Уверен, так и есть. Наверняка их оставили люди, которым очень нравится розовый цвет.
— Что не так с этим цветом?
— Для губной помады? Ничего, — отвечаю я, хотя понятия не имею, почему продолжаю этот разговор. Отсутствие в нём яда кажется подозрительно нормальным.
— Дай угадаю, — произносит она. — Сто лет назад твоя команда старшей школы по лёгкой атлетике заняла второе место в штате, и ты всё ещё переживаешь былую славу?
— Сто лет назад? Так вот, сколько, по-твоему, мне лет? И, нет, я не занимался лёгкой атлетикой в старшей школе.
— Ты умудряешься и в двадцать четыре вести себя на сто.
Я щурюсь, глядя на неё:
— Шутка про трость?
— О, кстати, мы же можем минутку поговорить? — интересуется она, опустив взгляд на озадачивший её предмет. — Эта затея со змеёй — отсылка на твой пенис, верно?
Я спотыкаюсь. Эта девчонка выглядит, как ребёнок с плаката молодёжной церковной группы, и «пенис» — не то слово, к которому я себя готовил. Во всяком случае, не в этом контексте.
— Серьёзно? — спрашиваю я, раздражённый тем, что был пойман врасплох. Она не только вторгается в моё личное пространство и навязывает себя на прогулку, на которую явно не была приглашена, но и в моём прошлом копается, попрекая меня стариковским поведением, а теперь ещё роняет «член» в разговоре, будто мы погоду обсуждаем.
— Мне так кажется, — говорит она, пожимая плечами. — Это же змеиная голова, и то, как ты пользуешься тростью, держишь её в каком-то роде по соседству, ну… с твоей змеиной головкой. Думаю, это не может быть случайностью.