— Нет, конечно же, не поэтому. Просто какое-то время мне хочется побыть одной и разобраться в себе. Ведь нельзя же надеяться, что какой-то мужчина освободит меня от моего прошлого, только я сама могу сделать это.
— Прости меня, что я была груба с тобой, — вымолвила Сюзанна, и на глазах у нее выступили слезы. — Я хочу, чтобы ты больше не приходила сюда, Бет. Пока все не закончится.
— Если ты действительно этого хочешь, — откликнулась Бет. Она подумала, что тюрьма кажется Сюзанне еще постылее и суровее, когда ей напоминают о том, что все могло бы быть по-другому. — Скажи Стивену, если передумаешь.
Пока Сюзанна возвращалась в свое крыло, останавливаясь у каждой решетки в ожидании, когда тюремщик отопрет ее, из головы у нее не выходила Бет. В каком-то смысле перед ней словно открылась запертая дотоле дверь, и она увидела за ней другую комнату. Теперь все встало на свои места — перемены в письмах Бет, отсутствие настоящих новостей, исчезновение прежнего юмора. Может быть, если бы Сюзанна не погрузилась с головой в собственные семейные проблемы, то поняла бы, что с ее подругой случилось нечто ужасное.
Перед ее мысленным взором вдруг предстала Бет, купающаяся в реке в то последнее лето, которое они провели вместе. Сюзанна наблюдала с берега, как Бет совершила великолепный прыжок в воду; на ней был красный купальный костюм, и ее загорелое тело выглядело таким стройным и гибким.
Сюзанна не умела нырять, ей было страшно прыгать вниз головой, она даже «солдатиком» не прыгала, а всегда входила в воду постепенно, дюйм за дюймом. Теперь ей казалось, что это можно было считать наглядной иллюстрацией разницы в их характерах и темпераменте. Бет за все хваталась с удовольствием, она с головой окуналась в любую новую затею, ей доставляло удовольствие бросать себе вызов, ей нравились риск и даже опасность. Сюзанна была ее полной противоположностью, ко всему новому она подходила с величайшей осторожностью, после чего обычно отступала, поддавшись страху.
Тем не менее, после смерти родителей она вдруг осознала, что способна на безрассудства, что способна преодолеть страх, если того требуют обстоятельства. Но у бедняжки Бет была вдохновенная Божья искра, которую безжалостно растоптали эти негодяи мужчины. Это наложило мрачный, гнетущий отпечаток на всю ее жизнь, и, шагая по тюремному коридору, Сюзанна молча оплакивала свою подругу.
Глава шестнадцатая
Когда Сюзанна вернулась в свою камеру, Фрэнки лежала на верхней койке и курила сигарету. При виде этой женщины у Сюзанны упало сердце: она надеялась, что та будет на работе. А теперь ей предстоял допрос, причем как раз в такое время, когда она меньше всего была к нему готова.
— Снова поцапалась со своим адвокатом? — полюбопытствовала Фрэнки, и ее маленькие темные глазки впились в лицо Сюзанны, пытаясь заметить следы слез или чего-то еще, что могло бы свидетельствовать о новой драме.
— Нет, совсем нет, — ответила Сюзанна, стараясь овладеть собой. На собственном горьком опыте она узнала, что здесь никому нельзя рассказывать ничего, что имело бы для тебя хоть какое-то значение. Рассказывая Джулии об Аннабель, она надеялась, что та будет держать язык за зубами, но на следующий день об этом узнала вся тюрьма. Сначала заключенные стали относиться к ней мягче и добрее, но длилось это недолго. Теперь она понимала, что любая информация о соседках-заключенных для большинства женщин была сродни наркотику, им требовалась ее все больше и больше, а в том случае, если получить ее не удавалось, они начинали вести себя мерзко.
Узнала Сюзанна и другое: поскольку она происходила из семьи среднего класса, была наивной и не имела судимостей, к ней относились как к прокаженной. Все хотели сломать ее, унизить, разобрать на части и посмотреть, из чего она сделана. «Не показывай, что ты простушка», — говорила она себе каждый день. Но ведь она знала, что на самом деле была простушкой. Она всегда верила тому, что говорили ей люди, например отцу, когда он заявил ей, что поместит мать в дом для престарелых, если она уйдет; Лайаму, когда тот сказал, что любит ее, или даже доктору Визереллу, когда тот утверждал, что у Аннабель всего лишь вирусная инфекция. Она поняла, что и лояльность расценивалась здесь как простота. Сюзанна никогда в жизни ни о ком не сплетничала, и хотя все без исключения вокруг судачили о чужих секретах, она не собиралась уподобляться им.
Едва полиция вновь принялась допрашивать ее, она сразу же подумала, что в этом виновата Бет, и никак не могла взять в толк, как ее подруга могла так поступить с ней. Но, должно быть, она действительно была простодушной, поскольку теперь, после визита Бет, была убеждена, что у той не было выбора. После откровений Бет ей стало не по себе, и при мысли о том, что у нее не было возможности в свое время утешить подругу, у Сюзанны заныло сердце.