— Только что беседовала со своим адвокатом, — сообщила ей Сюзанна. — Похоже, суд состоится в самом начале июля.
Сейчас был апрель. Сюзанна провела в тюрьме Иствуд-парк уже шесть месяцев.
— Ты ведь знаешь, что тебя переведут отсюда? — предостерегла тюремщица. Багги была крупной женщиной, с жесткими русыми волосами в мелких кудряшках и большой родинкой на щеке. Сюзанна подозревала, что она стала тюремщицей, чтобы спрятаться от окружающего мира. — Скорее всего, ты попадешь в Дурхем, во всяком случае на некоторое время. Это не увеселительная прогулка, точно тебе говорю, одно время я там работала.
— Ну, тогда я буду хорошей девочкой, и им придется перевести меня куда-нибудь еще, — беззаботно откликнулась Сюзанна.
Она больше не боялась тюрьмы. Теперь она знала, как себя вести. После того как она отбыла наказание в карцере, ей отвели камеру-одиночку. Всем стало известно, что она отделала Фрэнки, и ее волшебным образом сразу же оставили в покое, все издевательства прекратились. Потом Багги нашла ей работу в теплице, и оттого, что отныне она могла проводить пару часов на свежем воздухе, ухаживая за высаженными на клумбах растениями, жизнь и настроение Сюзанны переменились к лучшему. Вдобавок ей наконец-то выдали очки, так что теперь она могла читать.
— Ты единственная из всех известных мне женщин, кто не страшится своего приговора, — заявила Багги, и в голосе ее прозвучала нотка восхищения.
— Почему я должна бояться, когда и так знаю, что получу? — спросила Сюзанна. — Они дадут мне пожизненное, и ничего тут не поделаешь.
— И это тебя не беспокоит?
Сюзанна пожала плечами.
— На воле меня никто не ждет. Если бы завтра меня освободили, я не знала бы даже, куда пойти. По крайней мере тут, внутри, есть люди, которым не все равно, жива я или уже умерла. Мне тепло, я сыта, мне есть с кем поговорить. Я даже привыкла к шуму.
— Ну, и какой он из себя, этот твой новый адвокат? — спросила Багги, когда они вместе зашагали по коридору.
Стивен Смит пришелся по душе многим тюремным офицерам, и им было любопытно, почему Феллоуз отказалась от его услуг. Естественно, она никому не назвала истинной причины, Сюзанна по-прежнему редко и неохотно заговаривала о себе, и все чувствовали, что здесь кроется какая-то тайна, потому что мистер Смит, навещая своего очередного клиента, всегда интересовался здоровьем Феллоуз. Иногда он даже приносил для нее книги или сладости.
— С Франклином все в порядке. Во всяком случае, от его вида у меня не бьется учащенно сердце. — Сюзанна ухмыльнулась, вспомнив своего семипудового толстяка-адвоката с белыми как снег волосами и круглым, добродушным лицом. — Самое хорошее в нем то, что он принимает меня такой, какая я есть сейчас. По крайней мере, он не заставляет меня рассказывать о своем прошлом.
— Ну, наверное, ему это и не нужно, — задумчиво протянула Багги. — Ты ведь признала себя виновной и все такое. А теперь давай колись, почему ты отказалась от того, другого парня? Он славный малый.
— Даже слишком славный для его же собственного блага, — с коротким смешком ответила Сюзанна. Они уже подошли к дверям ее камеры. — У меня возникло чувство, что если я и дальше буду продолжать с ним общаться, то окажусь в психушке для душевнобольных преступников.
Входя в свою камеру, она улыбалась. Багги часто приносила ей журналы по садоводству, и она вырезала оттуда несколько фотографий с цветами и приклеила их зубной пастой на стены камеры, чтобы хоть немного оживить ее. Она слышала, что в некоторых тюрьмах осужденные на пожизненное заключение могли рассчитывать на пуховое одеяло, настольную лампу и даже на собственный телевизор. Так что она надеялась когда-нибудь тоже получить все эти блага и потому не возражала против перевода отсюда.
— Когда ты только попала сюда, я даже подумала, что ты ненормальная, — призналась Багги. — То есть я хочу сказать, ты не то чтобы вела себя как полоумная, просто… — Она внезапно умолкла.
— Из-за того, что я сделала? — закончила за нее Сюзанна. — Нет, я не полоумная, просто слишком далеко зашла, наверное. Если оглядеться по сторонам, то здесь полно таких, как я. Хотя, к счастью для них, они не совершили ничего подобного.
— Скажи-ка мне, Феллоуз, — сказала Багги. — Ты не жалеешь?
— Честно? — спросила Сюзанна.
Багги добавила:
— Только между нами.
— Нет, не жалею и не раскаиваюсь. Хотя, в общем, о первом я и вправду жалею, ведь я не собиралась причинять ему вред, это был несчастный случай. Но я бы солгала, если бы сказала, что мне жаль двух других.
Багги озадаченно покачала головой.
— Интересная ты особа, — вздохнула она. — Думаю, что ради твоего же блага тебе лучше солгать об этом на суде. А теперь я должна запереть тебя.
Сюзанна уселась на свою постель, когда лязгнул дверной замок. Она подумала, что, наверное, была особой со странностями, ведь большинство женщин никогда не сказали бы правды о том, за что они сюда попали. Они говорили «мошенничество», когда на самом деле речь шла о воровстве в магазинах. Или утверждали, что напали на мужчину и их обвиняют в нанесении тяжких телесных повреждений, когда в действительности они измывались над своими детьми. Она лично не видела никакого смысла в том, чтобы лгать, причем не по каким-то высокоморальным соображениям, а просто потому, что раз уж ты призналась, то дело можно считать сделанным. Тебе больше не нужно жить в страхе, мучительно раздумывая над тем, когда же откроется правда.