Естественной ответной реакцией было прямиком отправиться в бутик, находившийся поблизости, на Западной 54-й улице, и отвалить изрядную часть только что полученной зарплаты за пару благородных туфель из бордового вельвета с каблуками-рюмочками и крупными золотыми пряжками. Возможно, я надеялась, что новая работа, которую я найду после увольнения, потребует от меня вести несколько иной образ жизни, чем до сих пор. Эти туфли переехали вместе со мной из нью-йоркского шкафа в лондонский, оставаясь по-прежнему нетронутыми в своей коробке. Впрочем, дважды в год я вынимала их — как правило, к приходу гостей, на свой день рождения и на Рождество.
Как бы то ни было, тогда мне удалось сохранить свою работу, а когда спустя шесть месяцев меня повысили до литературного референта (к моему большому удивлению и вопреки «У Силиго»), я купила себе вторую пару туфель от Маноло, на этот раз из более практичной черной кожи… на трехдюймовом каблуке.
Но это нельзя принимать во внимание; настоящий шопинг никогда не был только удовлетворением потребности покупать в состоянии депрессии. Во-первых, я могла бы найти причины, чтобы вознаградить себя в какой угодно день: например, написала великолепную статью. Или пожертвовала свое верблюжье пальто на благотворительные цели на исходе зимы. Нашла отличный рождественский подарок для мамочки. Все веские поводы для кутежа, ни одного чересчур личного. Это были темные моменты души, которые делали ритуал просмотра и покупки товаров особенно многозначительным.
Когда Джиллиан объявила о своей помолвке — а я думала, что потеряла свою лучшую половинку, мою сестру по одиночеству, — я пошла и внесла свое имя в список очередников в «Эрме» на покупку сумки «Келли» самого желанного цвета — голубой джинсовки. Даже не поинтересовалась ценой, просто взяла и записалась. Я считала это своим ответом на ее поступок. Естественно, два года спустя Джиллиан уже имела мужа и верхний этаж в Трайбеке[8], а я все еще не имела своей сумки.
С мыслью о трудно выполнимом желании, засевшей в мозгу, я чувствовала себя, как будто на меня была возложена миссия. Я снова спряталась за солнечными очками от Шанель — Джиллиан получит их слегка поношенными — и вышла за дверь. Покидая отель, обнаружила, что автоматически направляюсь в сторону рю де Гренель и магазина «Прада», который манил к себе, притягивал умиротворяющими бледно-зелеными стенами и почти белым ковровым покрытием. Почему-то мне подумалось, что безопаснее будет пойти в «Прада», чем в бутик французских дизайнеров, как будто из какой-то националистической гордости или европейского соперничества итальянцы могли по достоинству оценить мое разрушение открытия французского показа мод, каким бы невинным и непреднамеренным оно ни было.
Ошибочность своей логики я осознала в тот момент, когда переступала порог бутика. Хоть темные очки и защищали от пристальных взглядов, но, конечно же, я не могла не чувствовать их. Возможно, я могла бы сделать то, что делают знаменитости, когда не хотят быть узнанными: нет, не избегать показываться на людях в течение двух дней. Сколько раз я читала о звездах, которые, когда к ним приставали поклонники, делали вид, что они не те, за кого их принимают, а на самом деле просто двойники с похожими вкусами и образом жизни? Прекрасная идея, решила я. Я ведь могу быть просто другой американской туристкой. Откинула волосы и попыталась проигнорировать своих «фэнов».
Я следовала своей обычной стратегии в бутике «Прада»: быстро осмотрела первый этаж в поисках модной в этом сезоне одежды — той, образцы которой видела во всех журнальных рекламах и на каждом третьем редакторе отдела мод на показе в Милане, — а затем направилась вверх по лестнице, чтобы подобрать что-нибудь не столь бросающееся в глаза. Достигнув верхней ступени, я заметила, как одна из четырех продавщиц на этом этаже немедленно направилась ко мне. Я никогда не встречала ее раньше.
— Хэлло, — сказала она мне по-английски, и это ее слово, наподобие объятия, было наполнено многозначительностью и симпатией. — Думаю, догадываюсь, что вам нужно.