Весьма грациозно и, по-видимому, умышленно — как если бы в голову ему сию минуту пришел новый план, — мистер Уайт погрузил ее в воду, выставил наружу ягодицы, помахал зрителям рукой, повернулся на спину, крутнулся еще раз, исчез и миг спустя появился в самом конце веревки. Он потерял точку опоры.
Веревка начала натягиваться, миссис О’Каллахан заверещала, призывая Святую Деву Марию, ухватилась за веревку и дернула ее на себя. Но это действие, вместо того чтобы притянуть мистера Уайта к бочкам, потянуло таковые к нему. Веревка была привязана к ним. И освободить ее было невозможно. Через долю секунды три бочки уже крутились, как колесо рулетки, да еще и на самом сильном течении — сразу за мостом. Минута, и парапет остался далеко позади. Они удалились и от Кашелмора, а от берегов их отделяло по полмили воды! Мистер Уайт бешено плыл к бочкам, миссис О’Каллахан тянула за веревку.
Талой водой он был сыт по горло.
Миссис О’Каллахан и Микки сильно откинулись назад, чтобы придать бочкам устойчивость, мистер Уайт бился, как забагренный лосось, пытаясь забраться на борт. Наконец он, задыхаясь и отплевываясь, наполовину перевалился через острый изогнутый обод, струи воды стекали с его поблескивавшего зада и усов. Миссис О’Каллахан ухватила его за ворот — последний рывок и дело сделано. Бочки черпанули немного воды, но остались на плаву. Мистер Уайт уперся ногами в дно, наступив Домовухе на хвост, выпрямился, слишком измотанный даже для извинений перед нею.
Миссис О’Каллахан и Микки стояли лицом к лицу со своим лоцманом — да только так тут и можно было стоять, ну, еще спиной к спине, — и смотрели, как он выжимает свою одежду. Нос его был синим, пальцы свекольными, волосы, прежде прямые, как божественное откровение, свисали на уши, походя на водоросли при отливе.
Миссис О’Каллахан задумчиво сняла с воды его плывшую вровень с ней твидовую шляпу и водрузила оную на голову мистера Уайта.
Микки ткнул пальцем ей за плечо и вскричал — с неподдельным интересом и довольно весело:
— Госпди! А это кто?
Мистер Уайт повернулся, чтобы взглянуть. Нововеры, вняв его намеку, достигли моста и устремились вниз по течению. Кружа и кружа в ванночках и чайных ящиках, выкрикивая духовные лозунги своей веры, умоляя Мессию не покидать их и — в попытках вырваться вперед — лупя друг друга по головам метлами, швабрами и иными импровизированными веслами, еретики Кашелмора шли по горячему следу Учителя.
Глава XXIV
Мистер Уайт презрительно и гневно выбросил их из головы. И без них было о чем подумать. И он начал думать, стуча зубами и одновременно пытаясь ребром ладони выдавить воду из своих одежд.
Миссис О’Каллахан прожила в довольно удобном фермерском доме двадцать три года, она же в несколько приемов выплатила 120 фунтов за постройку сенного сарая. А он перевернул ее сарай вверх ногами, набил ее же скотом и орудиями, вытащил несчастную из дома, в котором она провела всю свою супружескую жизнь, отволок на расстояние в пять миль — до Кашелмора, куда она могла преспокойно добраться в запряженной пони двуколке, — а там утопил все в бурных водах Слейна. Если бы на этой стадии она каким-то образом выразила неудовольствие или хотя бы задала иронический вопрос: «Ну, и что же дальше?» — ее очень даже можно было за это простить. Однако миссис О’Каллахан была не такая.
Увидев страдальческое выражение его лица, она сказала, и до чего же великодушно:
— Это все Микки виноват, потому как он не помог вам с ульями.
В ответ Микки воскликнул:
— Я бы и помог, а виновата ты, потому что… потому что… потому что ключи на комоде забыла!
— Я…
Мистер Уайт сказал:
— Н-н-н-никто не виноват. Остановить Ковчег м-м-м-мы не могли. Надо было стоять на якоре в Беркстауне, пока все не п-п-п-потонуло бы.
— То есть, — с горечью добавил он, — если что-нибудь вообще потонуть собирается. Ну кто бы мог в такое поверить? Ар-Ар-Архангел это б-б-б-был или к-к-к-кто?
— А я вашу курточку в сухости сберегла, — участливо сообщила миссис О’Каллахан. Да, уберегла от всех бед, и башмаки его тоже, а единственной в Ковчеге вещью, какая могла ныне принести всем ощутимую пользу, была из тех, которые миссис О’Каллахан притащила на борт в своем матросском сундучке — полбутылки бренди.