Народ, пока он говорил, громко кричал ура. Было у народа, Христос свидетель, одно качество, которым мог похвастаться любой мужчина, любая женщина и любой младенец у нее на руках, а именно — каждый, кто стоял здесь, слушая Дева, готов был, как и всегда, пролить кровь ближнего своего до последней капли растворенного в ней виски за Славу Бедной Старой Ирландии и в память Парнелла!
Впрочем, «ура» затихли, когда Боевой Флот Угнетателей вплыл под своды Металлического моста. Премьер-министр умыл, не сняв похоронной шляпы, руки перед народом, дабы показать, что нет на нем, на премьер-министре, никакой вины. И, подняв одну из них, чтобы подать сигнал Сухопутным войскам, а другую — чтобы подать его Флоту, принялся тоном человека воистину верующего читать молитвы, одну за другой.
Народ же извлек из карманов утренние газеты, носовые платки, списки покупок и кепки, разложил их по земле, преклонил по одному колену, свесил головы на груди и тоже присоединился к молитвам.
Солдатики приложили мушкеты к плечам.
Военные моряки обнаружили, что боеприпасы им выдали для их пулемета не годные.
Мистер Уайт приоткрыл один глаз и слабо вопросил:
— О, Господи, а теперь-то еще что?
Глава XXVIII
Первый залп прошел слишком высоко. Он убил на противном берегу трех трактирщиков и пожилую монашку, некогда изобретшую, по слухам, колючую проволоку.
Второй был дан, как оказалось, холостыми патронами, предоставленными армии по ошибке.
Третий разнес вдребезги бортовые иллюминаторы Ирландского ВМФ, начищенные всего лишь на прошлой неделе.
На нем все патроны и кончились. А три танка заслонил мост.
Личный состав Ирландского ВМФ, распаленнный мыслью, что иллюминаторы он начищал за здорово живешь и подозрениями насчет измены, а также разгневанный страхом, коего он натерпелся, вытащил из карманов бойскаутские перочинные ножики и бросился в воды Лиффи. Он решил переплыть реку и перерезать горла личному составу сухопутных войск — или пасть при попытке проделать это.
Разгневанное население, взирая на своих погибших, издало могучий вопль смешанного происхождения — в состав его входили проклятия, погребальные плачи, боевые клики и мольбы о пощаде.
Затем синеватый дым растаял в зимнем воздухе, морские чайки, взлетевшие при звуках пальбы, вернулись по местам, и сразу последовала реакция чисто эмоциональная. Епископы принялись колотить окружающих посохами, инспектора тузить друг друга блокнотами, уцелевшие трактирщики молотить один другого пустыми бутылками, трудовая интеллигенция хлестать друг дружку зонтами, лавочники обмениваться залпами гнилых яиц и капустных кочерыжек, армейцы дубасили аркебузами кого ни попадя и в особенности военных моряков, кареты Святого Иоанна звонили в колокольчики, пожарники включили брандспойты, оказавшиеся, ясное дело, неисправными, члены Гаэльской Лиги бились на дубинках, баньши бранились, гномы гоношились, соратники по ИРА палили из «Томпсонов», психопаты набросились на парламентариев, манерные модницы кололи одна другую безопасными булавками, бычки бодались, гуртовщики лупцевали друг друга ясеневыми хлыстами, трущобники били витрины лавок, намереваясь приступить к мародерству, мистер Блум мирно удалился, Буян Бойлан украсил физиономию Маллигана медицинским фингалом, приходские пасторы надували щеки и мутузили один другого требниками, Гражданскую гвардию истребили на корню, а Самый Главный, стоя в глядящем на «О’Мару» эркерном окне, произносил на гаэльском поучительную речь насчет чудовищного поведения короля Генриха II.