Несмотря на страх (и, подозреваю, тайные надежды иных из представителей прессы), что переход через перевалы может вызвать сердечно-сосудистые кризы у одной или обеих участниц похода, они успешно преодолели их, и притом быстрее, чем я ожидал. За эти несколько недель похода мы все — включая слонов и меня — стали чувствовать себя значительно лучше, и теперь животные, шагая со своей прежней скоростью, могли идти почти в ногу с Ботэмом и его гвардией, когда они стартовали вместе. Когда мы подошли к перевалу Коль-де-Кабр, промозглые ветры и проливные дожди вынудили нас погрузить слоних в фургоны. Остался перевал Мон-Женевр, где мы должны пересекать французско-итальянскую границу, — и всего два дня пути под горку к ожидавшему нас Турину. Я решил дать слонихам возможность в последний раз прогуляться в высоких горах. Стоял холодный и туманный день, земля укуталась белым покрывалом, когда Тали и Дидона величаво прошествовали через межгосударственный рубеж. По ту сторону границы их встретила большая и счастливая толпа людей, одетых в традиционные национальные костюмы. Здесь были солдаты, музыканты прямиком из итальянской оперы, карнавальные персонажи, и даже — да, да! — команда игроков в крикет из Турина! Серый и холодный туман, окутавший толпу, не мог омрачить ее радости. Под звуки духового оркестра, взволнованные рукоплескания и крики «Браво!» мы стали торжественно спускаться в Италию; многоцветная толпа устремилась за нами. Должно быть, слонихи почувствовали, что они вновь на цирковом параде.
Вступление в бурлящий город с безумным движением явилось чем-то вроде антиклимакса. Если армия Ганнибала ворвалась в твердыню тауринов, сокрушая все на своем пути, то нам приходилось изворачиваться, чтобы наши пешие участники экспедиции не были сбиты насмерть итальянскими водителями-лихачами. Мы окружили слоних заградительным кордоном, чтобы не подпустить к ним детей и спасти последних от травм. И вот наконец, после трехнедельного шествия, Йан и Кэти Ботэм и все остальные участники отважной команды, которые перемерили ногами каждый дюйм пути, стояли вместе со слонами на огромной Пьяцца-Кастелло перед ратушей.
Пока Ботэм с командой пировали на торжественном приеме, устроенном в их честь, я попрощался со слонихами, ибо фургон уже готов был отвезти их назад в цирк. Я раздал им последние остатки сахару, и они в последний раз нежно пощупали мои волосы и карманы куртки. Как и Ганнибал во время похода, мы не потеряли ни одного слона — хотя у нас их было в двадцать раз меньше. Не говоря уже о том, что благодаря волшебным усилиям Ботэма нам удалось собрать кругленькую сумму на столь благородное дело, мы сделали немало полезного и для наших милых слоних — хоть однажды в жизни они, пусть ненадолго, почувствовали вкус свободы. А было бы неплохо, чтобы каждый цирковой слон время от времени отправлялся на каникулы в альпийскую прогулку!
Глава вторая
Погоня за носорогом
Нет, никогда, никогда вы не станете носорогом!.. У вас нет к тому призвания!
Похоже, сказки «Тысячи и одной ночи» ввели меня в заблуждение. Там ясно написано черным по белому, что когда распилишь вдоль рог носорога, то увидишь на разрезе две человеческие фигуры. Ничего подобного. Как я ни напрягал воображение, я этого не заметил.
Дело было в 1960 году. Я, тогда еще молодой ветеринар, исследовал неведомые мне области зоологической медицины, которые по-прежнему оставались во многом белыми пятнами. В зоопарке Белль-Вю в Манчестере клиника и лаборатория находились в пристройке к слоновнику викторианской эпохи: здесь же размещался и рабочий кабинет старшего смотрителя — ирландца по имени Мэтт Келли. Несколько месяцев мы отчаянно боролись за жизнь старой носорожихи и в итоге проиграли битву: носорожиха до самого конца оставалась пугливой и никак не желала подчиняться врачам. Несчастная до такой степени потеряла в весе, что от нее в буквальном смысле слова остались толстая кожа да кости. Потеря веса сопровождалась скачкообразным появлением крови в моче. Мой диагноз — при полном отсутствии опыта и после консультаций с несколькими коллегами из Лондона и Честера, которых едва ли когда-нибудь вызывали к больному носорогу, — был следующий: хроническая почечная болезнь.