Только лаборатория могла дать ответ, была ли пастерелла или иная бактерия причиной смерти луговой собачки. Я отослал образцы в Ветеринарный институт и — перевел свои мысли на другое.
Следующим пунктом на моем маршруте был Цюрих, где я должен был выступать в суде как свидетель. Два швейцарца судились из-за дельфина — каждый считал животное своим… Моя задача состояла в том, чтобы разъяснить, как легко (или, наоборот, как трудно) визуально идентифицировать такое животное, сколь долго (или сколь быстро, принимая во внимание фантастическую способность выздоровления у дельфинов) затягиваются их порезы и шрамы, и все в таком духе. Я решил не лететь, а для разнообразия прокатиться по железной дороге и взял билет на экспресс «Золото Рейна» — люблю ездить на этом поезде, потому что его маршрут пролегает в основном по берегам Рейна. Сижу у левого окна в вагоне-ресторане, потягиваю холодное пивко под жирную селедку; мимо меня проплывает скала Лорелеи[73], Мышиная башня, где, согласно легенде, в 970 году был заточен архиепископ Гатто из Майнца и заживо съеден мышами, и карабкающиеся уступами виноградники Бингена и Рудесгейма. Никогда еще знаменитая река с плывущими по ней баржами, с рассыпанными по ее берегам старинными замками и погруженными в дремоту маленькими городами не казалась мне столь пленительной, как в этот летний вечер, в старинном золоте лучей заходящего солнца. Я посасывал свой «Дортмундер» и напрочь забыл о бедной луговой собачке.
Сутки спустя усопшая неожиданно вновь напомнила о себе — как оказалось, я рановато предал ее забвению… Я сидел в Цюрихском аэропорту в ожидании рейса на Лондон, когда вдруг услышал из репродуктора: «Доктор Тэйлор, представитель Международной группы ветеринарии зоопарков! Просьба срочно подойти в медицинскую часть». Объявление было повторено еще дважды, и не было никаких сомнений, что оно относится ко мне. Но «медицинская часть»? Что бы это могло значить? Уж не принимают ли меня за какого-нибудь эмигранта-нелегала, который явился не запылился из охваченного желтой лихорадкой региона без соответствующих справок о прививках! Я стал спрашивать, где медчасть. И вот я в комнате, увешанной плакатами, пугающими тифом, малярией и гепатитом.
— Доктор Тэйлор? Вам срочный звонок из Германии. — Белокурая секретарша в белом халате нажала кнопку на своем телефоне и подала мне трубку.
— Алло! Это вы, герр доктор? — Это был голос смотрителя из зоопарка, где я был сутки назад. — Как хорошо, что я вас достал! Я звонил вам домой, и мне сказали, что вы в это время будете в аэропорту.
— Что случилось? — спросил я, заерзав на месте.
— Из лаборатории получены результаты анализов крови луговой собачки. Колонии бактерий выросли за двадцать четыре часа. Пастерелла!
Я немного расслабился; но меня не покидало удивление, с чего это ему приспичило с такой поспешностью докладывать мне о результатах: ведь самое большее через два с половиной часа я буду в Лондоне.
— Ну, как я и подозревал, — сказал я. — Внезапная смерть от заражения крови, вызванного пастереллой. Обычная вещь у грызунов.
— Нет, герр доктор, нет. Это не pasteurella haemolytica, с которой нам так часто приходится сталкиваться. Это нечто куда худшее. — Голос смотрителя сделался почти безумным. — Герр доктор, из лаборатории сообщили, что это pasteurella pastis. Вы о ней что-нибудь знаете?
Я, конечно, многое знал о pasteurella pastis, хотя сталкиваться с нею прежде не приходилось. Это та самая бактерия, которая вызывает бубонную чуму. Мой собеседник на другом конце провода говорил о «черной смерти»…
Вспомнился вызывающий озноб отрывок из хроники XIV столетия: «Смерть приходила внезапно, стирая во прах королей и рыцарей, императоров и пап, достойных и распутников, не щадя никого… Сколько прекрасных дам, возлюбленных отважных рыцарей, падали в обморок и изнывали в слезах, скорбя по сраженным Смертью…»
73
Старинная легенда о златокудрой красавице Лорелее, чаровавшей своим пением проплывавших мимо опасной скалы корабельщиков, вдохновила знаменитого немецкого поэта Г. Гейне (1797–1856) на создание шедевра, ставшего в Германии народной песней.