Итак, в четверг мы все вылетели в Ниццу. У нас в распоряжении была вся пятница, чтобы сделать наши дела с Тануком. Джон встретил нас в аэропорту.
— Ну, в каком настроении Танук? — спросил я его, когда мы поехали по дороге, тянувшейся вдоль побережья залива Ангелов. Здесь несколько лет назад Би-би-си отсняла эпизод «Один за другим», в основу которого легли мои первые опыты по лечению диких животных; один из этих эпизодов непосредственно касался косаток.
— Сердитый, — ответил он. — Дурит, совсем отбился от рук.
— Это почему?
— Я полностью отстранил его от самок, готовя к завтрашней операции. У одной из них течка, так что он недоволен.
Питер бросил на меня вопрошающий взгляд.
— Не угостите меня стаканом кальвадоса, когда прибудем в аквапарк? — радостно вопросил я.
— И меня, — добавил окрыленный Питер.
— Ну а ты не сунешь руку ему в пасть? — прошептала мне на ухо Кристина.
— Нет, — ответил я.
Она вздохнула с легким чувством облегчения, и затем машина свернула на авеню Моцарта. Мы прибыли к месту назначения.
Утро вечера мудренее — умнее оперировать отдохнувшим и полнокровным. На следующее утро в восемь часов мы попили кофейку с плюшками в аквапарке, пока сотрудники Джона раздавали млекопитающим, в том числе Тануку, дневной рацион витаминов.
— Странно, что здесь в зале ожидания нет подшивок «Кантри лайф» или «Татлера» двадцатилетней давности, — сказал Джон.
Питер рассмеялся.
— Надеюсь, пациент вычистит зубы, прежде чем садиться в кресло? — спросил он. — Сказать по совести, мы, дантисты, все никак не свыкнемся с дурным запахом изо рта.
— Думаю, на сей раз вам не придется с этим столкнуться, — сказал смотритель. — Полагаю, зубы у косаток куда чище и запах у них из пасти куда нежней, чем у ваших двуногих пациентов.
— Да, это верно. Я никогда не чувствовал запаха изо рта животных, за исключением домашних собак и кошек при ярко выраженной болезни зубов или десен — или полного поражения почек.
Питер, Джон и ваш покорный слуга обсудили план действий с Брюсом, главным дрессировщиком косаток. Это он проделал большую часть работы, знакомя Танука с зубоврачебным оборудованием.
— Он совершенно привык к тому, что я лезу к нему в дырку, — объяснил Брюс. — Зуб сидит прочно, правда, гной часто выходит. Танук даже рад, когда ощущает вибрацию у себя в пасти. Он блаженно плавает у бортика бассейна с открытыми челюстями, пока я держу у него в полости зуба небольшое плотницкое сверло.
Питер, как всегда, скрупулезно изучил анатомию будущего пациента и после посещения зала китов в Музее естественной истории имел четкое представление, что может представлять из себя внутренность зуба Танука. У косаток зуб укореняется в челюсти иначе, чем у людей, а полость зуба походит на конус с пиком на кончике. Чем глубже он будет сверлить, тем более крупнокалиберное сверло ему придется вводить в бой. Питер продемонстрировал нам изготовленные им из карбида вольфрама могучие сверла, предназначенные для крупных пациентов. У одного из инструментов была абразивная головка, напоминающая серебряный плод личи. От одного только взгляда на эти орудия меня всего передернуло, по всему моему телу пробежала дрожь. Я представил себе Питера в роли садиста в каком-нибудь фильме ужасов — уж он-то заткнул бы за пояс Оливье в «Марафонце»!
— Я все думаю: может быть такое, что косатка дурно отреагирует на гвоздичное масло, которое мы собираемся использовать для дезинфекции полости? — спросил Питер.
Я не имел об этом ни малейшего представления. Боюсь, и никто другой на всем белом свете не ответил бы на этот вопрос с полной уверенностью.