Светофор переключился на зеленый, и тут же за спиной требовательно взвыло такси: ну вот отчего, черт побери, таксисты, спросил он сам себя, — самые вредные существа на свете? Да еще и люди без лица: один затылок и плечи, как гвозди, торчащие из спинки переднего сиденья, а если повезет, еще и пара пустых глаз в прямоугольничке зеркала заднего вида, стеклянные невыразительные зрачки, как у ослов или мулов с водокачки. Может быть, непрерывная езда по Лиссабону вызывает у людей что-то вроде взрывной эпилепсии, возможно, от этого города тошнит и зло берет, если вынужденно колесить по нему во всех направлениях, а возможно, людскому роду вообще свойственна накатывающая волнами человеконенавистническая экзальтация, и мы, сдержанные люди, всего лишь прикидываемся любезными. Он обматерил таксиста, который в ответ показал ему здоровенный кулак, как будто два бойскаута помахали друг другу флажками, и свернул на улицу Иоанна XXI[100], по левой стороне которой, повернувшись задними фасадами, стояли его любимые закопченные дома с маркизами, торчащими, будто бородавки над шаткими семейными гнездами, в которых он мысленным взором видел гладильные доски и меланхоличных домработниц. Друг Сезариу, с нежностью мысленно проговорил психиатр, на прошлой неделе я видел сцену, способную вдохновить тебя на пару веселых александрийских строф: я искал, где бы поужинать, и, проходя мимо твоего освещенного бюста, воздвигнутого на газоне времен королевы Стефании[101], заметил сидящую на ступенях у подножия памятника старушку в черном с большой корзиной у ног и тут же понял, что разница между тобой и Эсой такая же, как между объятиями с каменной статуей девственницы и теплым прикосновением живого существа, вышедшего во плоти и крови из твоих стихов.
Он пересек улицу, состоящую из гаражей и мастерских, уже погрузившихся в нерабочую темноту, с баром в самом конце, принадлежавшим бразильцам (португальцы — дураки, говорил водовоз-галисиец из рассказа матери, мы приезжаем и продаем им их собственную воду), и припарковал машину у мебельного магазина на углу проспекта Ошкара Монтейру Торреша[102] и улицы Аугушту Жила[103], где были выставлены на всеобщее обозрение отвратительные комоды и писанные маслом букеты в овальных резных рамах. На витрине красовался пастельный портрет борзой на фоне «Инфанты» Веласкеса; казалось, собака улыбается с многозначительным выражением, которое иногда внезапно удается криворукому художнику как бессознательная насмешка бездарности над собою. Врач, остолбенев, некоторое время созерцал феноменальную алюминиевую люстру, думая о том, что безвкусица по-своему тоже требует неслабого воображения, потом ему захотелось прилечь на кровать, извлеченную из кошмарных снов доктора Мабузе, привидевшихся ему во время ночного несварения желудка, чтобы узнать, какие бредовые метаморфозы произойдут с его телом к изумлению только что приехавшей из провинции прислуги, которую его отец водил в Зоосад. Это слон, объяснял отец, и горничная ошеломленно разглядывала животное, изучала его ноги, голову, хобот; вот носорог, говорил отец, вот бегемот, тут горилла, там страус, горничная переживала потрясение за потрясением: глаза на лоб, рот открыт, руки прижаты к груди, и вот когда они наконец добрались до вольера жирафы, удивление девушки достигло апогея. Несколько минут она, обомлев, рассматривала пятнистую длинную шею и голову там, наверху, потом подошла к отцу и шепотом спросила:
100
Иоанн XXI — единственный папа римский португальского происхождения. Взошел на папский престол в XIII в.
101
Стефания Гогенцоллерн-Зигмаринген (1837–1859) — супруга короля Педру V. Умерла 22 лет от роду, всего через год после того, как вышла замуж за короля Португалии. Площадь ее имени и одноименная улица находятся рядом с садом имени Сезариу Верде, где установлен его бюст.
102
Ошкар Монтейру Торреш (1889–1917) — первый португальский военный летчик, погиб в Первую мировую войну.