– Мне сказал кое-кто, кто услышал об этом от…
– Мне нужны имена!
– Ты их не получишь! Черт! Ты понимаешь, что все было бы намного проще, просто делай ты каждый раз так, как я говорю?
– Что?
Он прикрыл веки, и грудь его приподнялась, так глубоко он вдохнул.
– Все пойдет плохо. Нет ни единого случая, когда бы память смогли вернуть спустя целый год, и для этого есть причина.
Он открыл глаза, в глубине его зрачков промелькнула какая-то неясная эмоция, и Гермиона задержала дыхание. Она не знала, что это, но точно не что-то злое, – никто еще никогда так на нее не смотрел.
– Это травма для мозга. Связи распадутся. Они тебя не вспомнят.
– Ты не можешь этого знать.
– Я знаю об этом лучше, чем кто-либо еще, – он стиснул челюсти. – Я это видел.
– Это было…
– То же заклинание.
– Я никому не говорила про заклинание, ты не можешь этого знать! Ты ничего не можешь знать, только если Рон или Гарри не рассказали кому-то, кто разболтал кому-то еще, и даже тогда, что, как, где…
– Я знаю! Не могу сказать, откуда! Я не должен даже… Надо дать им это до или сразу после контрзаклинания.
– Что надо…
– Зелье!
– Зелье? – Гермиона сверлила его глазами, ожидая, что вот сейчас он рассмеется, но Малфой оставался серьезным. – Ты заявляешься в дом моих родителей, пытаешься мне помочь, чтобы тебе перестали плевать в спину, а затем говоришь о зелье? И думаешь, я поверю? Всему? Ты всерьез полагаешь, что я возьму у тебя какое-то варево, дам его своим родителям? И только потому…
– Я же сказал, это надо сдел…
– Я тебе не верю!
– Зачем еще я был бы здесь? Считаешь, что хочу отравить твоих родителей, лишь бы добить тебя? Если бы я хотел этого, сделал бы так, что ты никогда бы не догадалась, кто за этим стоит, избежал бы травли и заключения в Азкабан! Если ты посмотришь с логической точки зрения…
– С логической точки зрения, ты не должен быть здесь или хоть что-то знать о произошедшем! С логической точки зрения, я все равно отправлю тебя в Азкабан, если ты сейчас…
– Зачем мне врать тебе про…
– Не знаю! Чтобы причинить им боль, причинить боль мне…
– Я уже…
– …зелье, которое, по твоим словам, предотвратит то, о чем я даже не слышала. А когда ничего не произойдет, скажешь, что оно сработало! Возможно…
– Зачем…
– Чтобы очистить свое имя! И выглядеть хорошим человек, когда на самом деле ты не…
– Тогда не заботься о моем имени! Просто дай им это чертово…
– Не дам! Я…
Она повернула голову, когда его взгляд скользнул к двери, и пропустила бы движение Малфоя, не дернись ее палочка. Гермиона отпрянула назад, когда Драко направил в ее сторону свою палочку, и швырнула в противника проклятие. Он блокировал его, но она атаковала снова и снова. Малфой умело выставлял защиту и пытался пробраться к двери.
Гермиона выбросила вперед руку и скинула врага с крыльца. Тот ударился спиной о землю и тут же перекатился в сторону, спасаясь от очередного заклинания. Через секунду уже был на ногах, и следующий луч из ее палочки попал в дерево, когда Малфой аппарировал.
С безумными видом Гермиона огляделась, крутанулась и потянула на себя входную дверь. Задержав дыхание, шагнула в дом и осторожно дошла до конца коридора. Сердце билось так сильно, что грудь болела, а голова кружилась от страха и смятения. Родители негромко переговаривались, и их голоса сливались в монотонный гул, и раз уж не раздавались крики ужаса, значит, Малфоя внутри не было. И магическое сражение, развернувшееся на крыльце, осталось незамеченным.
Действовать надо было быстро. Она не знала, вернется ли Малфой, и видели ли что-то соседи. Ей и вправду не хотелось пугать родителей аппарацией в свою квартиру перед снятием заклятия, но времени было крайне мало.
Гермиона отступила, осматривая второй вход и заглядывая в кухню. Громко сглотнула, услышав, что беседа в гостиной продолжается, и сделала шаг вперед. Кухня вела в столовую, которая выходила в еще один коридор. Гермиона повернула к гостиной, и разговор стал громче – она смогла разобрать такие слова как странный, латынь, Венделл, посмотрела на него.
Когда она добралась до комнаты, они оба сидели на диване лицом к первому коридору. Гермиона замерла в дверном проеме, не доверяя половицам, что скрипнули под ее ногами, когда она входила сюда первый раз. Сделала четыре глубоких вздоха, пытаясь замедлить биение сердца, и подняла палочку.
Заклинание далось легко. Она репетировала его столько раз, что уже давно сбилась со счета, и провела много времени, готовя себя к этому. Сейчас было проще, чем тогда, когда она накладывала первые чары. Основная трудность заключалось в знании того, что последует дальше. Но Гермиона сомневалась, что существовало хоть что-то, что родители могли ей сказать и чего она сама себе еще не говорила. И не знала, было ли нечто, что могла от них услышать и пожалеть о том, что же она натворила.
Хозяева дома сидели так тихо, что она испугалась: неужели сделала что-то не так? Единственным, что осталось во всей вселенной, была дрожь ее спертого в груди дыхания, но Гермиона могла поклясться: еще чуть-чуть и раздастся взрыв целого мира.
Вместо этого зазвучал голос, ее отец произнес:
– Господи.
Мама уронила вазу, которую взяла, чтобы поправить цветы, – она всегда возилась с растениями, когда нервничала. Эту самую вазу Гермиона трансфигурировала из маленькой стеклянной лягушки в начале третьего года обучения в Хогвартсе. Посудина разлетелась на дюжину осколков.
Отец вскочил на ноги, когда Гермиона заговорила:
– Помните, мне было восемь, и я ушла из дома в библиотеку, не предупредив никого из вас? Вы заставили меня три недели сидеть дома или ходить с вами на работу, мама плакала, и вы оба сказали мне: это оттого, что вы испугались. Сказали, что сделаете что угодно, лишь бы я была в безопасности.
Ее мать не двигалась – женщине все еще надо было повернуться, чтобы стало видно ее лицо. Отец смотрел на Гермиону так, словно не знал ее до сих пор. Комок у нее в горле был слишком большим, чтобы его проглотить, голова плыла от нахлынувших эмоций, и было лишь вопросом времени, когда из глаз потекут слезы.
– Я наложила на вас обоих заклинание памяти, чтобы вы обо мне забыли, – с напряжением продолжила она, голос на некоторых гласных срывался на всхлипы. – Шла война, я не хотела, чтобы они нашли вас или вышли на нас через вас. Я боялась. И хотела, чтобы вы были в безопасности.
– Я схожу с ума, – прошептала ее мать.
– Нет, нет, это только заклинание. Я его обратила, и то, что вы помните сейчас, – и есть правда.
Брови отца сошлись вместе, когда он наклонил голову, – напряжение в груди стало невыносимым. Он выглядел так, словно сомневался, стоит ли верить услышанному, не знал точно, его ли она дочь, – и от этого становилось невозможно дышать.
– Папа, – щеки стали мокрыми, когда Гермиона покачала головой, – папа, мне т-так жаль. Ты должен поверить мне. Я сделала то, что должна была.
Она не могла понять: слезы в его глазах – результат того, что она плохо видела сама, или же он и вправду плакал. Она отчетливо разглядела, что он отступил назад, когда она сделала шаг навстречу, и бросил взгляд на палочку в ее кулаке. Гермиона выдохнула, и палочка со стуком упала на пол, когда она подняла руки.
– Мы были… это было в гостиной в нашем доме. Я сказала вам, что выучила новое заклинание, которое может менять одежду на теле. Вы сели и позволили мне произнести его. Помните? Вы мне позволили. А следующее, что вы помните, это то, что вы Моника и Венделл, которые хотят переехать в Австралию.
– Гермиона, – ее имя прозвучало глухо, и она всхлипнула, начиная обходить диван.
– Помните Волан-де-Морта? Он охотился за Гарри, мы должны были убить его. Он мучил и уничтожал людей. Он бы сделал все возможное, чтобы найти нас. Сотворил бы с вами что угодно, – пожала плечами и трижды выдохнула, прежде чем прокричать: – Я не хотела причинить вам боль. Только не потому, что он нашел вас из-за меня, или потому, что я умерла. Это был единственны…