Когда все ушли, Лайвиньш обратился к Рагозину:
— Народ говорит, что ты в лагере влиянием значительным пользовался, к тебе все за советом шли, многих вытащил, подсказал, как и куда бежать надо было. Так? — нарочно польстил слегка Лайвиньш, желая разговорить для начала новоявленного пришельца, как-никак командира в прошлом, фамилию которого он слышал от других прибывших, а не только от Шабаса, не только из списка разведчиков бригады в Риге, которые считались довольно относительным приобретением, ибо многих из них и не знали толком. Основной тягловой силой, если честно, там считался у них один Шабас. Он регулярно бывал в отряде, скрупулезно отчитывался. Однако начальство из Москвы требовало — проникать в стан врага, и они старались приобретать все новые позиции и, грубо говоря, в результате от случайной публики информация в общем-то поступала. Ее анализировали, сопоставляли, делали выводы. Риска при получении новых сведений практически не было. К сожалению, о существовавших в Риге группах полной ясности не имелось, действовали они вразнобой и из отряда виделись, как в тумане.
Но в данном случае командование столкнулось с частью организованного подполья в Риге, созданного не по инициативе отсюда, из леса, совершенно неизвестного Москве, причем группировке хорошо законспирированной, сильной, раз практикует солидную документацию. Да и потом, нельзя быть безразличными, когда перед тобой судьбы людей, подвергающих свою жизнь опасности. Об этом надо думать!
Лайвиньш вздохнул.
Юрч обуревавшие командира мысли понимал, но несколько в ином ракурсе. «Народ вливается — это хорошо. Уже больше шестидесяти из Риги прибыло — это отлично. Но мною ни один самый паршивенький осведомитель противника не выявлен. Конечно, из числа местных негодяев, пытавшихся пролезть к нам, мы отделались. Так их тут все собаки знают. Не раз было, когда один-другой полицай слезу пускал. Ошибался мол, братцы, на своей жизненной стезе. Ну и пошел вон, говорили обычно таким в лучшем случае. До места базирования штаба отряда их вообще не допускали. А вот этот лобастый, Рагозин-Панченко? Он-то что из себя представляет? А с ним как тень ходит еще Гудловский, Беспалый. Он что за боец такой? В дело, в дело их запустить надо. Пусть набьют нам по несколько немецких трупиков. И вопрос выяснится!» — думал жесткий Юрч, ответственный за внутреннюю безопасность отряда.
Примерно так соображал он и далее, поглядывал испытывающе на Рагозина, принявшегося отвечать на вопросы командира:
— В последние полгода перед бегством из лагеря мне удалось встать там на должность лагерного банщика. Что это такое — не вам объяснять, дело известное. Это клуб, все проходят через тебя, причем голые, — пошутил он, одновременно примериваясь к реакции слушателей. Командир и Юрч слегка улыбнулись. — Можешь отличить уголовника с их наколками запросто, и у кого звездочка сделана, а у кого зад в ракушках — на якоре сидел, и кому дамы снились. У одного гада даже свастику сподобилось разглядеть…
— Вот такую, — подвинул к нему изображение печати «центра» Лайвиньш.
— Примерно, — посмотрев на рисунок и отодвинув его от себя, сказал Рагозин. — В общем, баня в лагере — это отдушина, где народ хотя бы на какие-то тридцать минут может быть представлен сам себе: поболтать, посудачить можно, с кем встретиться, хлеб на курево поменять. Раз я там банщик, то всё меня знают, что-то спросят: «Ванька, сделай то, да сделай это!»
«Раз изображение печати с рабочими руками и свастикой прошло мимо его внимания, то он их, должно быть, и не видел. Ладно, спросим прямо», — решил Лайвиньш.
— Скажите, Рагозин, что вы знаете об организации «Рижский партизанский центр»?
Рагозин сделал мину мыслителя, потерев лоб двумя пальцами, и зачмокал губами, вспоминая инструкции Ланге и Пуриньша, слышал, мол, что есть такая группа, поминали ее, но вот кто?
— Что-то похожее я слышал, в бане говорили ребята о такой организации, что квартиры у них для сокрытия пленных имеются. Но кто говорил мне? — здесь он раздумчиво пожал широкими плечами и повертел головой недоуменно. — То ли слышал я от такого Феди, он все с девицей одной гужуется по имени Ольга, их там целая группа. Эти ли? Либо нет? Но Шабасу Ивану я что-то о таком «центре» поминал. Не помню толком, — сказал он виновато, что вот, дескать, в такой ответственный момент жизни память его немножко не вытянула, подвела.
Вдолбленный ему в голову этюд Ланге типа гадания на ромашке в форме помню — не помню он сыграл как надо, без нажима и шумных аплодисментов, не вызвав зловредного шипения хмурого чекиста, который одним своим присутствием накалял обстановку.
— То ли от Феди, то ли от Сереги, пленных, я раньше слышал об этом «центре», — твердо заявил он, — но давно, потому как они из лагеря сбежали и скрываются в городе на квартирах. Да, точно так, — закончил он свою мысль.
Лайвиньш кивнул.
— Ну а о группе, как ты сказал, об Ольге, что тебе известно?
— Как вам сказать? Ольга женщина правильная, в отряд рвалась каждодневно. Парни вокруг нее тоже положительные, но понимаете… Вот вы меня; по лагерям расспросили, и вижу я, что, ну как сказать, не очень вы меня зауважали по этой причине, да и на друзей моих коситься будете, — Рагозин был тонким психологом. — А эта Ольга в одной тюрьме только отсидела без малого год, и вот давай бери ее в отряд. А на самом деле сидела, не сидела — я не знаю и вот притащу ее к вам. Как вы к этому отнесетесь? Везде осторожность должна быть. Велите вы мне ее в отряд привести следующий раз — пожалуйста, дорогу теперь знаю — доставлю.
Этим тонким шажочком — «следующий раз», — Рагозин произвел огромный прыжок в сознании командования бригады…
Вечерами Лайвиньш и остальные, наговорившись за прошедший день с прибывшими пленными, все время, постоянно обращались к вопросу, так кому поручить проверку организации «Рижский партизанский центр»? Тем более, что из Москвы опять пришло напоминание.
Графу? Не с руки. Во-первых, он пришел от имени организации, которую следует перепроверить.
Не с его же помощью, естественно. Он всегда подтвердит ее наличие. В Москве смеяться будут. Да и в Ригу он, как сказал, если пойдет, то только из-под палки.
Вале? Ее собирались послать в Ригу в начале ноября, буквально через несколько дней. Но ведь пока в Риге у нее со связями слабовато. Через кого ей узнать? Организация для нас совершенно неизвестная, а если Валя подорвется на ней? Кому это нужно? Вариант отпадал.
Шабасу? Но у него свои заботы. Ему придется опять бегать, людей собирать, прятать их там по квартирам, везти сюда. И так партизаны за ним в этом деле транспортировки пленных как за каменной стеной, давать ему еще одно задание? А если он провалится на нем?
Запросить Куранова и Седлениекса? Запросим. Но это им тоже не с руки. Их задача — работа на командира — организатора подполья.
Остается агентурный разведчик бригады Панченко, он же Рагозин. Парень боевой, в Риге располагает устойчивыми связями, что-то о «Рижском партизанском центре» слышал, во всяком случае не с нуля ему начинать. От ходки в Ригу не отказывается, как некоторые. Наконец, он для нас, будем прямо, даже цинично говорить, — почти чужой. Если что с ним случится, то… война есть война. Что делать? Спишется на войну. Шабас, Валя, Курасов, Седлениекс — это все свои ребята. Рисковать ими? Не будем. Все! Кончили обсуждение. Сошлись на Рагозине. Пусть проверит и сообщит о «Рижском партизанском центре».
Так и порешили.
Итак, на конец октября в партизанском лагере в Освее были следующие действующие лица нашей, подходящей к трагедийной развязке, очередной драме рижского подполья.
Будущая разведчица Валя, заброшенная в распоряжение партизанской бригады на самолете 20 июня 1943 года, речь о ней пойдет впереди.
Граф, пришедший в партизанскую бригаду Лайвиньша 25 октября 1943 года по особо законспирированной цепочке патриотов из Риги, от Стефании к сестре в Пасиенскую волость Лудзенского уезда, затем к родной племяннице обеих сестер — Черковской Антонине в Истренскую волость Лудзенского уезда, затем ее родственник Павел Черковский довел Графа до расположения штаба отряда.
Германский агент Панченко, он же какой-никакой партизанский разведчик Панченко — Иван Рагозин, прибывший в бригаду Лайвиньша 30 октября 1943 года в группе военнопленных через деревню Лаудари Истренской волости Лудзенского уезда.