Мы останавливаемся на светофоре, Маша замолкает и внимательно смотрит на экран. На экране спидометр зашкаливает за сто восемьдесят и фраза «Не делай ошибок».
Я смотрю в другую сторону. На автобусной остановке стоят люди, мужчины пьют пиво и ждут автобус.
– Когда ты последний раз пользовалась общественным транспортом? – задумчиво спрашиваю я.
– В моей обуви? – Маша смотрит на меня с удивлением. Потом смотрит на остановку.
Я поворачиваюсь к ней, – нет. Почему? Я очень серьезен. Что говорит табло?
– Не рекомендует превышать скорость.
– А ты уже знаешь, что подразумевается под скоростью?
– Видимо, не торопить события. Или не злоупотреблять алкоголем.
– В определенном смысле, это не лишено зерна. Что будем есть? Ты уже думала?
– Я буду рыбу и красное вино, – говорит Маша, заглядывая в сумочку: она пытается в ней что-то найти.
– Чудовищная смесь. Тебя мама в детстве не учила, что к рыбе нужно выбирать белое вино?
– Учила, – Маша усмехается, – поэтому теперь я пью красное.
– Ясно, – я улыбаюсь, и с интересом поглядываю на Машу, которая все глубже внедряется в сумочку.
Неожиданно она достает штопор, который чисто физически не может там поместиться.
– Штопор, – Маша с удивлением его разглядывает, – а я его искала.
Отложив штопор в сторону, она начинает с каким-то странным остервенением вытряхивать из сумочки все остальное.
Мы пару минут проводим в тишине, я с интересом наблюдаю за происходящим.
– Что ты там ищешь? – спрашиваю я наконец.
– А ты совершенно случайно не видел, – Маша перестает заглядывать в сумочку и поворачивается ко мне, – не видел? Я таблетки от аллергии с собой брала?
Я молча смотрю на нее.
– Кстати, о непереносимости. Ты видела Лену?
– О, да! Она бросила принимать наркотики и потолстела на пять килограмм, – Маша пытается все, что вытащила, а именно штопор, денежные купюры, сигареты, две зажигалки, ключи, кредитные карты, телефон и презервативы, затолкать обратно в сумочку.
– Это к ее-то сотне. Представляешь? И как-то странно постарела что ли. В ее случае пять лишних кило добавили лет десять лишних лет.
Что странно вдвойне, потому что обычно лишний вес стирает возраст. Ты вся такая пухлая, румяная, морщинки почти разгладились.
– В смысле? – последнее заявление ставит меня в тупик. Я даже не знал, что Лена принимает наркотики.
– Ну, я ей всегда говорила, – начинает Маша таким тоном, как будто речь идет о каком-то пустяке, – что если она бросит принимать наркотики, то это добром не кончится.
– Подожди. Что это?
Но Маша не обращает на меня внимание.
– Я тут случайно оказалась с ней на одном общем квартирнике. Сама не знаю, как это получилось. И всегда удивляюсь, когда у нас вдруг оказываются общие друзья. Ты такой расслабленный и нежный, не человек, а улитка без панциря, входишь в чужое частное пространство, личное и интимное, рассчитываешь, что о тебе позаботятся, гостеприимство без условий и ограничений – тотальное, а там Лена. И ты такой «о, блять!».
И конечно, сразу начинаешь думать об этих общих знакомых плохо. Может, они котят топят? Купят в переходе коробку и вечером топят в розовом тазике.
Не важно. Я снова с ней встретилась и снова поразилась, насколько все-таки она… не соответствует своему виртуальному образу. А потом поразилась своей способности поражаться. Ну, то есть в инстаграме – это же мимими, все эти цветочки, собачки, цитатки про мир любовь и добро, весь этот кич, а в жизни циничное и лицемерное дерьмо. Железный закон ленагархии – ничем не насыщаемое стремление потреблять, унижать и власти.
Вот, послушай, – Маша достает обратно телефон, несколько раз трогает пальцем экран, а потом зачитывает пост в инстаграме: «Доброе утро, мир! Вчера задумалась о том, что мы разучились видеть красоту вокруг за ежедневной суетой! Разучились радоваться простым вещам – солнцу, улыбкам людей вокруг, первому снегу и чашке кофе в красивой чашке!»