А через полгода, когда силы зажимать рану кончились, когда тепла больше не осталось, когда боль стала некой частью, я вдруг понял, что я все еще есть и что с этим ничего нельзя сделать, а только смириться. Эта боль меня не убила, как мне казалось, и теперь эта боль – это я, просто я. Сейчас она большая, но со временем, рано или поздно, она станет просто частью меня. Будет что-то большее, что определенно уменьшит боль не в объеме, но в масштабе. Сейчас моя боль огромная, как дом, но насколько этот дом большой на фоне небоскреба?
И тогда первое, что я сделал – написал ей смс: «Спасибо». На что она ответила: «Доктор Ливингстон, я полагаю».
Иногда я думаю – а если бы я не справился? Мы бы расстались?
И понимаю, что ответ только да. Очевидно, что она дала бы мне шанс и, возможно, не один, но я бы первый замечал этот взгляд, эту холодность, эту оторопь. Наши встречи становились бы все реже, причины, почему мы не можем встретиться, становились бы все банальнее и невнятнее. Через некоторое время она прекратила бы всякие контакты. А если бы я попытался проявить настойчивость, упорствовал в своем нытье – перестала бы отвечать на звонки.
Но скорее всего, я бы просто не показал ей себя таким. Вот это сломанное и жалкое нечто. Зачем ей знать, какие бывают финалы.
Слабая женщина – это красивая поза. Это пространство соблазна и эротики. Это красота жеста. Слабая женщина – это упоительная манипуляция. Как же приятно быть сильным мужчиной, которым крутит слабая женщина. Что за невероятная сексуальная игра – обещание интимности без всяких гарантий.
Но слабый мужчина?
Женщина, которая давит пальцами тараканов о металлический прилавок. Крупная такая продавщица в провинциальном магазине. С агрессивным красным ртом и в несвежем халате. Вот во что превратит женщину слабый мужчина.
И Витька.
Мы познакомились с ним еще в институте. Он учился на параллельном факультете. Был крепкий, высокий спортсмен, с телом пловца и жестами гориллы. В его красивых крупных ладонях пропадали мелкие предметы. Кожа всегда была смуглой. Где-то в Италии жила его мать, к которой он летал почти каждый месяц. Зубы ослепительно белые, улыбка широкая, а ногти по-детски розовые. Мы были с ним одногодки, но совершенно разные. Он учился на юриста, я на филолога.
Я помню, я сидел на скамейке перед институтом и читал какой-то китайский роман. У меня всегда с собой большая сумка, набитая книгами, и там всегда есть старинный китайский роман. Он толстый, он надежный. Он повышает базовое чувство безопасности. Я чувствую себя увереннее, когда у меня под рукой «Сон в красном тереме». Рядом торчал куст с первыми мелкими листочками. Светило солнце. Была вторая половина дня. Занятия к тому моменту же кончились. Моя группа уже разошлась, а я же сидел и ждал Машку. Она должна была за мной заехать, и мы бы отправились обедать. Я пытался читать, но никак не мог сконцентрироваться на книге, я все смотрел на него. Он стоял в окружении своих одногруппников. Он курил. Я видел, как девочки заглядывали ему в глаза откуда-то снизу и старались его коснуться. Взять за руку или приобнять за талию. Он тоже все видел и принимал их спокойно.
Вокруг него всегда крутились стайки девочек. Сколько он учился, с ним рядом всегда шла какая-нибудь студенточка с вечным предложением сходить вечером в кафе или кино. Вначале это были одногруппницы, потом младшие потоки, когда он поступил в аспирантуру и стал преподавать, то на его лекциях было не продохнуть, так много было у него поклонниц.
Когда мы встречались в коридорах института, я понимал, почему они за ним ходят.
Он смотрел всегда прямо и смело. Открыто и без агрессии. В нем было что-то, что давало уверенность и тебе. Просто, когда он смотрел на тебя, ты сам становился выше и лучше.
Улыбался он редко, но очень обаятельно.