Примерно так все и началось.
Потом мы пару месяцев встречались. У нас был хороший взаимный секс и те первые моменты, когда двое узнают друг друга, очень осторожно стараясь не задеть ничего хрупкого. Когда мы первый раз пошли вместе в кино, когда он показал мне любимый зал в музее, а я купил ему шарф, и мы пошли гулять, взяли кофе в бумажных стаканчиках, а потом два часа ходили по книжному, каждый по своим отделам, и, встретившись на кассе, с любопытством рассматривали, кто что выбрал, и прикидывали, что из этого можно было бы взять почитать.
Со временем я понял, что он не умел, да и сейчас не умеет говорить о своих чувствах. Как юрист он формулирует очень скупые и логичные фразы. Пытается рационализировать чувство, облечь свое отношение ко мне во что-то, напоминающее договор. И мне иногда кажется, что словами нежности, мелочами внимания он выплачивает дивиденды.
И каждый раз, когда он это делает, я очень удивляюсь. Потому что мне вдруг открывается, что его нежность ко мне со временем не проходит, и ценность наших отношений в его глазах все так же высока.
Сейчас и тогда.
Но тогда он уехал на стажировку за границу.
А у меня умерла мама.
Мы почти не общались в тот момент. Я не был уверен, что ему это нужно, мне не хотелось быть навязчивым, тем более что всех разговоров у меня было снова и снова обсуждать, как мне больно. Никто не может снова и снова слушать про смерть. Только материнская любовь безоговорочная и полная и принимает тебя любым, а всякая другая хочет получать что-то взамен. Во всяком случае, не стоит начинать с требований. Не стоит навязывать человеку свой долг ему.
Как оказалось, он думал примерно так же, тоже не хотел быть навязчивым и связывать меня какими-то обязательствами. Но когда он вернулся, он позвонил, и мы встретились.
Мне было любопытно увидеть его лицо, первый взгляд на меня. Что он увидит? Как сильно он удивится? Что я прочту.
Я волновался, как в тот первый раз. Ноги подгибались. Живот сводило судорогой. Мне казалось, что меня стошнит. И я готовился к тому, что он скажет. Скажет, что он рад меня видеть. Что я отлично выгляжу. Что сочувствует мне. Еще несколько дежурных фраз. Потом он скажет, что у него кто-то есть. Что он рад меня видеть, но давай останемся друзьями. Или даже без вот этих всех объяснений. Я ловил намеки вежливого отказа.
Но он был таким искренним. Его радость от встречи была такой простой и понятной, что мы даже не закончили ужин. Уже через два часа мы лежали потные, голые, я рассказывал, как жил все это время, слова лились потоком, а он молчал и обнимал меня.
С тех пор уже больше года он живет у меня. Со мной.
Я открываю окно, чтобы проветрить комнату. Улица шумит, я смотрю в окно, как в иллюминатор. Город понемногу, как многоэтажный круизный лайнер, вплывает в субботнюю ночь. Все портовые кабаки уже открыты и ждут моряков и туристов.
Теперь свет неоновых реклам на противоположном здании освещает комнату. Видно стену, на которой висит большая картина площадью пять или шесть квадратных метров – койот из мультфильма «Warner Bros». Он стоит на фоне железнодорожного тоннеля с плакатом «STOP In the name of humanity». Выполнено все акрилом в кислотных цветах. Работа очень тщательная, не такая грубая, как у Уорхола, но и не такая формалистская, как у Лихтенштейна.
Я иду в душ. Осторожно и зажмурившись открываю дверь. Яркий свет, блестящий белый кафель, стекло и хром. Заходить в ванную из темного коридора больно. Глаза привыкают медленно. Теплые полы, синие и красные полотенца, темно-бордовый деревянный комод с ароматизатором в стеклянной банке. Тягучая, маслянистая, медового цвета жидкость пахнет чем-то средним между древесными грибами и ладаном. Журналы и разные мелочи. Несессер с приспособлениями для ухода за ногтями. Мягкие халаты на вешалке. Душевая за стеклянной перегородкой. Шуршит стиральная машина, там не моя спортивная форма.
В ванной музыка звучит громче и увереннее. Хотя, возможно, это из-за яркого света и кафеля такой эффект. Теперь это Шуберт, «Piano Trio In E Flat Op. 100». Я оставляю колонку и телефон на комоде.
Я смотрю на себя в зеркало в полный рост.
У меня не плохое, но и не лучшее тело. Пресс очерчен, но без кубиков, руки имеют форму, но если сделать плечи – они будут выглядеть эффектней. Ноги у меня были красивыми всегда, мне даже ничего не нужно было делать, тут я выиграл в лотерею. Но я прекрасно помню своего отца, когда ему было почти сорок, и мне очевидно, что нельзя распускать себя, не стоит забывать о себе.