В огромном доме на вершине холма на Болдуин-авеню. Леннон не единственный человек, кто на протяжении многих лет наблюдает за тем, с кем никогда не обмолвился и словом.
Только в отличие от ее мотивов мои – сугубо деловые.
Ее отец – Дон Майкл. Тот, кто написал пару хитов для множества великих музыкантов.
И хотя я слишком горд, чтобы просить его замолвить словечко благодаря своим связям, у меня имеются намерения нанять этого человека, как только я добьюсь успеха.
Но для этого мне нужно окончить школу.
И найти способ воспользоваться помощью Леннон, не раскрывая один из моих самых главных секретов.
– Где ты, черт возьми, был? – брюзжит Сторм, когда я въезжаю к нему в гараж.
С тех пор, как его бросили родители, он живет с бабушкой в крошечном домике недалеко от трейлерного парка.
К счастью, в крохотном жилище имеется гараж приличных размеров. Тот, который его бабуля разрешила нам переоборудовать под место для репетиций.
Знаете, что еще лучше? Ей наплевать на весь шум, который мы производим.
Она почти полностью потеряла слух, поэтому просто вытаскивает слуховые аппараты, когда мы отрываемся.
Я это ценю, как и футон[9], на котором Сторм позволяет мне спать, когда ситуация дома становится невыносимой.
Я молча подхожу к микрофонной стойке.
Но Сторм не сдается.
– Твою ж мать. Сколько раз, черт возьми, я должен повторять, чтобы ты перестал трахать сучек перед репетицией?
Бесчисленное количество. Однако сегодня я опоздал по иной причине.
Сабрина отсосала мне еще до встречи с Леннон.
Я поворачиваюсь к другу.
– Я задержался в школе… Встречался с новым репетитором.
Сторм удивленно вскидывает брови.
– Новый репетитор? Зачем?
Была не была.
– Миссис Герман завалит меня, если не сделаю какую-нибудь внеклассную чушь и не сдам выпускной экзамен.
Пять. Четыре. Три. Два…
– Ты что, издеваешься?
Один.
Он бросает барабанные палочки на пол, словно ребенок во время истерики.
– Ты сказал мне, что разобрался с этим дерьмом.
Так и есть.
– Я сдам этот гребаный экзамен, приятель. Не волнуйся. – И тут я вспоминаю. – Могу я привести ее сюда завтра вечером после тренировки? Не смогу учиться с… Ну, ты знаешь.
Рядом с пьяным кретином-отцом.
Подняв палочки и положив их на барабан, Сторм кивает.
– Ага. – Он прищуривается. – Клянусь Богом, Феникс, лучше тебе держать свой член в стороне. – Затем достает сигарету из пачки и закуривает. – Мне плевать, насколько она горяча. Не трахай эту девчонку, пока не выпустишься.
– Это Леннон Майкл.
Все его опасения мгновенно исчезают, и он начинает смеяться.
– Тогда неважно.
В яблочко. Я бы ни за что не трахнул эту девицу.
Мало того, что она не в моем вкусе, теперь я уверен, что она будет той еще занозой в заднице.
Я поворачиваюсь обратно к микрофону.
– Погнали, придурок.
Глава 4
Леннон
Я паркую велосипед в гараже, когда кое-что слышу.
Мяу.
– У меня нет для тебя еды, Варежка.
Не то чтобы она в ней нуждалась. Кошка моей соседки довольно упитанная. Миссис Палма с мужем вдоволь ее кормят… вместе с остальными соседями, поскольку персидская кошка огибает весь квартал, очаровывая каждого встречного.
Не принимая отказа, она трясет лапкой в воздухе и мурлычет.
Я сдаюсь. Подойдя к пакету с кошачьим кормом, который припрятала специально для нее, я достаю пару кусочков и кладу их на пол. И как только Варежка их съедает, я подхватываю ее на руки.
– Теперь, когда ты получила то, зачем пришла, тебе пора домой.
Пока я направляюсь к дому миссис Палмы, Варежка мяукает, продолжая выпрашивать еду.
Я понимаю тебя, сестренка.
Музыка может быть моей первой любовью, но еда – мой лучший друг… Всегда рядом, чтобы успокоить меня.
Миссис Палма перестает возиться в саду, когда замечает меня… и свою кошку.
– Мне так жаль. – Выпрямляясь, она снимает перчатки и забирает Варежку. – Я посадила ее на другую диету, но она не очень-то этому рада и все время пытается сбежать.
Улыбаясь, я слегка чешу питомца по голове.
– Не нужно извиняться. Я люблю, когда Варежка заходит поздороваться.
Миссис Палма внимательно изучает меня, поджав губы.
– Кто этот мальчик?
Понятия не имею, откуда эта женщина знает подобные вещи, но, клянусь, она, должно быть, наполовину экстрасенс.
И с тех пор, как в одиннадцать лет я прибежала к ней в слезах, потому что у меня начались первые месячные, а я не представляла, что делать… она стала для меня кем-то вроде матери.
– Никто. – Я машу рукой. – Ничего такого. Ничего особенного.