- Так-так! Значит, не было ни интоксикаций, ни механических повреждений организма; он просто законсервировался. С чего же пошёл обратный отсчёт? Нет, не говорите! - Оказавшись на воздухе, тело стало очень постепенно впитывать их него влагу, восполняя её утраченный запас. Но мы объяснили пока только как вяленый труп превратился в, скажем так, свежий. Это происходит с отмоченным изюмом. Но, сознание-то, друг мой! Где оно было все эти годы и как оно вернулось? Я, впрочем, не буду настаивать на том, что человек, жертвующий собой ради Дориана Грея, пребывал в полном и здравом уме. Может быть, вы были вроде того, что африканские аборигены называют зомби, а евреи - голем? Вроде того, что описано в романе "Франкенштейн"? Хотя, там, кажется, всё-таки действовало вполне разумное существо...
- Я вернулся в своё тело таким же, каким его покинул, может даже лучше, поскольку успел подлечиться от грехов.
- То есть вы как бы просто перешли из одного места в другое, словно вернулись из долгого путешествия в заброшенный, но пригодный для житья дом, причем, по собственной доброй воле, ради спасения заблудшей души?
- У меня остался непогашенный долг. Я думал найти моего кредитора в Царстве Правды, но он ждал меня здесь, - последнее слово прозвучало так веско, что можно быть понять "здесь" как "в этой вот комнате".
- Вас что-то связывало с хозяином этого дома ещё при жизни. Хотя вас разделяет порядочное время. Рискну предположить, что вы - сын прошлого века, хоть, пожалуй, и самого его конца, тогда как Дориан Грей, прославленный некогда своей нетленной юностью, прожил вполне обозримый срок, родившись в 1823-ом, 10-го ноября, если мне не изменяет память, так что в год вашей первой смерти он был ещё ребёнком... Уж не отец ли вы ему?
- Нет.
- Да. Слишком мало общего во внешности... Вы думаете, я не отдаю себе отчёта в том, что вас в действительности нет здесь и не может быть?
- С кем же вы говорите?
- Сам с собой. Вы лишь продукт моего бреда.
- Такой умный человек, как вы, мог бы не цепляться за расхожие упрощения. Отчасти вы правы: та небольшая часть моего существа, что заняла участок здешней трёхмерности, держится тут благодаря притягательной энергии вашего изменённого сознания, похожей на магнитное поле. Я вынужден искать средства для общения с вами в вашем понятийно-знаковом фонде: мой собственной сюда уже не переправить, или же вы - слабый некромант. Однако кое-что здесь от вас не исходит, вам не принадлежит, на вас не действует вполне, а жаль.
- Наш разговор слишком долго пребывает в бесполезной мистической области. Вы можете что-нибудь рассказать о профессоре Мориарти?
- Он вам нравится.
- Это хорошо?
- Позитивно.
- Может статься, что мой брат угомуазали брату!? изировать своему брату. о, если вы этим не воспользуетесь?собственной сюда уже не внестикое-то пространство хочет моей смерти и готов её добиться?
- Как ни прискорбно, да.
- Спасибо за компанию, - Холмс встал и протянул через стол руку для прощания с вызывающей фразой, - Удивите меня!
- Попробую, - призрачный собеседник поднялся в свою очередь и пожал живую руку, что было куда более чем просто ощутимо - по всем мышцам и костям Холмса пошла звонкая, жаркая дрожь, тусклая мансарда взорвалась в его глазах многоцветным сиянием, вызывающим восторг на грани разрыва сердца и мозга.
Развеяв в пустоте полдня своей сверхординарной жизни, Холмс приподнялся на кровати и первым делом нашёл глазами циферблат - 7.10... Наскоро сгребая в кучу аргументы в пользу того, что время - вечернее, не преминул отметить усталость в глазах своей сиделки, той самой молодой привратницы. Она шила что-то детское, поблёскивая то иглой, то тонким обручальным кольцом.
- Миссис Грей, - решил блеснуть по-своему великий прозорливец, но дал осечку.
- Миссис Гриффин. В девичестве - мисс Мертон. Можно просто Хетти, - ответила женщина без видимой обиды и не отрываясь от работы. Холмс не сдавался:
- Вы прожили с ним две счастливые недели, после чего он выдал вас замуж за своего лакея, да ещё имел наглость оставить здесь в качестве экономки или горничной?
На этот раз миссис Гриффин подняла глаза:
- Вы бы поступили именно так?
- Я уже вижу, что ошибся. Очевидно, что вы довольны своим браком. А что вас держит в этом доме - пусть останется вашей тайной.
- Я его приёмная дочь и единственная наследница.
- Ух ты!
- Мои настоящие родители ещё живы, но не хотят меня знать после моего побега в Лондон: думают, что я стала содержанкой или того хуже.
- А вы встретили доброго малого, стали матерью семейства, но он (?) ............... Ну, как хотите...
Ведя этот рассеянный диалог с миссис Гриффин, Холмс большей частью своего ума был занят совсем другим. Ещё при взгляде на часы он затребовал отчёта об ощущениях от ладоней, и доклад правой бросил его в холод своей бессодержательностью - рука словно онемела. Что это? Некроз!? Гангрена!? Глаза одновременного сняли гору с плеч, если так можно выразиться об уме и его событиях, но и задали новую задачу, трудней которой Холмсу не удавалось вспомнить. Правая рука, вчера горевшая изнутри, сегодня ничего не чувствовала, а всё потому, что рана абсолютно зажила. Нет, шрам остался, и два пальца немного покривились - уже навсегда, но на воспаление, незатянувшиеся разрывы тканей не было намёка. И единственным фактом, к которому, как к предположительной причине, можно было возвести этот феномен, являлось рукопожатие призрака...
- Не подскажите, как мне найти мистера Грея?
- Он в студии. Если вы в состоянии идти, я вас провожу.
На солнечной стороне дома в просторной комнате располагалась настоящая художественная мастерская. Хозяин стоял у мольберта и срисовывал на загрунтованный холст какую-то девушку с фотографии, по всему виду довольный своей нелепой плоской мазнёй, даже не рисованием - а заполнением пустоты пятнами самых простых цветов. При этом он пересказывал стоящему рядом Мориарти светскую беседу: