Утром мы двинулись на юго-запад. Началось одиннадцатидневное кочевье по безлюдному лесистому побережью. В целом странствие не оказалось изнурительным или опасным. Нам не угрожали нападения людоедов или крупных хищников. Вся наша забота сводилась к поиску площадки для привала и способа переправиться через очередную реку. Водные препятствия доставляли нам много труда. Приходилось то валить деревья для подобия моста, то проходить километры в поисках брода, один раз мы даже пробовали прыгать с шестом через сравнительно узкий поток, но это удалось только троим из пятнадцати рискнувших, а дюжина смельчаков, но, увы, не ловкачей искупалась поневоле. И всё же посылая порой реки ко всем чертям, мы были глубоко несправедливы, ведь они обеспечивали нас рыбой, питьевой водой и позволяли соблюдать минимальную гигиену. Хотя, как нетрудно догадаться, к концу странствия все мы были бородаты и порядком облохмочены.
Давая себя искренний отчёт о прожитой жизни, я не могу назвать более счастливого времени, чем дни, когда я скитался по чащам Святой Елены в компании первейших богачей и аристократов Британии. Мы не только не знали уныния и печали, мы, как помнится, всё время над чем-то смеялись, без конца рассказывали истории, одну другой увлекательней и забавней, день ото дня проникаясь сердечным уважением друг к другу, а наши неизбежные ночные разговоры о прекрасной половине человечества, надеюсь, образумили лорда Горинга.
Дикая природа на каждом шагу дарила нам открытия... Но чем мы были бы без нашего великолепного предводителя! Нет, конечно, среди нас было много бравых, крепких, находчивых людей, но по сравнению с Дэниелом Дарвлом мы выглядели (да и являлись) просто горсткой заблудившихся горожан.
В часы ночного дежурства у костра или восторженной бессонницы я глядел в звёздное небо сквозь причудливое чёрное кружево тропических крон и мечтал написать роман о путешествии. Я непременно сделал бы это, если бы было возможно заменить поиски пиратского, фараонского или библейского клада поиском и обретением сокровищ в своей душе, а стычки с туземцами - конфликтом порыва и косности...
На двенадцатый день мы спустились ущелье Джеймстауна, где по письменному ходатайству лорда Гленарвана нам предоставили отличные места в гостиницах.
Через полторы недели в порт зашёл торговый корабль и увёз на родину всех моих новых товарищей, кроме Дарвела, который совершил, возможно, наибольшее благодеяние мне, спасая меня здесь от какой-то неотвязной печали.
Спустя ещё полмесяца вернулся "Дункан". Радостно поднимаясь на борт, я увидел, как его хозяин прощается... с ним!... Он пожал руки Дарвелу, с улыбкой кивнул мне и спустился на берег, одинокий, сутулый человек в чёрном плаще, которого я видел прежде только раз - на перроне паддингтонского вокзала и потому едва узнал теперь; чьё имя тем не менее увековечил наравне с именем Шерлока Холмса.
- Ну, так что, всё-таки вышел из меня профессор Мориарти?
- С горем полам.
- Его могло быть больше - горя.
- Я ценю... Откуда же взялась четырёхсабельная литера?
- Из каких-то дедовых записок. Почему-то мне она полюбилась...
- Вот что! Вам осталось лишь придумать себе прозвище на букву М...
- Давайте расходиться. Вы идите первым.
- Я не поскользнусь в темноте - на ваших мозгах?
- Метафорически - возможно.
- Жаль, что вы... преступник.
- Этого я и хотел. Всего хорошего.
- Вертится на языке: не пропадайте, но ведь...
- Может и не пропаду... Следите за новостями: если вдруг кто-то похвастает поджечь одновременно все государственные банки Европы, требуя, чтоб самураям вернули их игрушки, Рамзеса Великого похоронили обратно, а Рейхенбахский водопад переименовали в Оффенбахский, значит я ещё жив.
ь самыски с рективами плексом й Мориарти неспеша выгружал из а унжноудь в обход его.е здаь
- Жаль, что солнце ушло, - прокричал Мориарти, - Водопад без радуги - всё равно что жизнь без любви и поэма без смерти.
- То, что обычно называют любовью уместно и обнаружимо как раз только в поэмах...