Бандиты начали по очереди уводить джентльменов и дам.
В зале стоял глухой скорбный ропот.
Моран приблизился к нам:
- Чем займётесь, мистер Дарвел?
- По обыкновению.
- Спасение утопающих и всё такое, - усмехнулся этот негодяй, - Пойдёмте, доктор.
- Доктор со мной.
- Как пожелаете, - и удалился.
Мы в свою очередь не мешкали. Решено было переселить меня к мистеру Дарвелу, но не успел я собрать свои вещи, как в мою фешенебельную каюту пожаловал сам Дэдрэй - с очевидным намерением обосноваться в ней. Он вежливо поклонился мне и моему защитнику; последний ответил на приветствие, тогда как я лишь смерил налётчика презрительным взглядом, при этом мне показалось, что я встречал его раньше, совсем недавно...
Дарвел привёл меня в двухместный номер второго класса.
- Вы среди них свой, - выдавил я, горбясь стуле, - Вы заранее сговорились с этим упырём насчёт меня, моих апартаментов, и...
- Скорее этот упырь одолжил вам на день свою каюту - вы сели на пароход по билету, купленному им и вручённому вам...
- Ничего подобного! Билет мне подарил... Майкрофт Холмс..., - вдруг лента моей памяти раскрутилась вспять, я вернулся в момент, обрёкший меня на этот злосчастный круиз: бледный незнакомец с тёмно-перламутровым пятном на щеке входит в мою комнату; в его руку трость с набалдашником в виде головы ибиса; я недоумеваю: "Кто вы?" - "Майкрофт Холмс". ...
- Это был Дэдрэй? Он что, оборотень!?
- Он потомственный гипнотизёр и экстрасенс.
- Холмс мне ничего о нём не говорил... Наверное, просто не знал... А узнал бы - не поверил! ... Как именно Дэдрэй связан с Мориарти?
- Ну, это такая старинная семейная дружба. Джей и я - мы вроде как внуки Джорджа Байрона, поэта...
- Того самого!?
- То есть это я - как бы, а Джей-то уж точно, а Дэдрэй называет себя последним гориотинцем. Вы, конечно, не знаете, кто это такие, хотя и читаете много романов. Ну, так вот, в двадцатые годы во Франции образовалась секта, очень немногочисленная - от силы десять душ - но очень могущественная... Как глупо звучит! как предисловие к "Феррагусу"!... В общем, небольшая группа людей доброй воли, редких талантов и своеобразных верований; дед дружил с их предводителями, а они почитали его тайновидцем и прорицателем...
Я был настолько захвачен этим преданием, что целую ночь допрашивал Дарвела, а под утро, во сне уже начал писать книгу о героях романтической эпохи и их подвигах, но, проснувшись, с горечью признался себе, но этот труд мне не по силам - разве что я брошу всё: Холмса, медицину, Англию и посвящу оставшуюся жизнь... чему? Заламаншской легенде о колдунах и привидениях? Благородным предкам шарлатана и бандита Джорджа Дэдрэя? Это в то время, когда мой лучший друг в Лондоне разрывается между профессором Мориарти и коррупционером, изменником, маньяком Майкрофтом! Мне стало просто стыдно...
Следующие десять дней мы плыли на юг. Нас, заложников, не морили в запертых каютах - мы могли гулять по палубам, любоваться морем и небом, поверять друг другу жалобы и страхи. Нас кормили трижды в день в том же ресторане. Еда была, правда, скромнее, зато музыканты играли с удвоенным вдохновением. Довольно скоро многие из нас свыклись с таким положением вещей, смирились с потерей драгоценностей и денег, но будущее тревожило по-прежнему - куда нас везут? "А куда нас могут везти? - спокойно и во всеуслышание сказал Дэниел Дарвел за общим ужином, - На Святую Елену, конечно". Хрустальная люстра нежно зазвенела от дружного облегчённого вздоха.
На одиннадцатую ночь плавания нас, пленников, рассадили по шлюпкам и отвезли на пустынный каменистый берег. Лодки вернулись на "Эльбу", которая огласила тёмные воды и влажные скалы долгим гудком, после чего быстро пропала из виду.
Дарвел взбежал на пригорок, включил фонарик и стал подавать какие-то сигналы. Не прошло и двадцати минут, как из темноты донёсся бодрый голос другого судна. Мы разглядели яхту с двумя мачтами и дымоходной трубой.
Начинался рассвет.
"Это ещё жизнь? - спросил себя Холмс, поднимая кверху и разглядывая ладони - обе раны заживились, - Таков Божий суд?"...
Быстро освободившись от сонной слабости, он встал и поспешил в студию, где схватил со стены смычок, скрипку и начал играть, и играл, покуда не онемели руки и не заныла спина...
Возвращая инструмент на место, Холмс увидел мистера Грея, улыбающегося у стены:
- Вы настоящий виртуоз. Давайте как-нибудь дуэтом, в Ист-Энде.
- Разве что инкогнито, а то ведь - сами понимаете... Где Мориарти?
- Не знаю.
- А что пишут?
- Ничего.
- ... Я бы сейчас что-нибудь съел... А потом... Мне давно пора это сделать - навестить брата.
- В столовой накрывают только в определенные часы, но на кухне всегда есть чем подкрепиться. Пойдёмте.
Они спустились в цокольный этаж и сразу попали в просторную комнату, хоть и с низким потолком. По стенам располагались печи, поваренные верстаки, рукомойники, харчевики и шкафы для посуды, а в центре стоял длинный стол, столь благородного вида, что за ним могла обедать графская семья. Всё было комильфо: белая скатерть, белые свечи в начищенных бронзовых шандалах, удобные мягкие стулья, немецкие, скорее всего. Под ногами и на стенах красовалась восточного типа мозаика из разноцветных камней: лазурита, алебастра, мрамора разных оттенков.