- Разводить баранов, как мой бесталанный папаша? Нет уж! Не для того мой дед брал штурмом Константинополь. ... Удачи.
Поскольку перед тем, как выбросить в мусорный бак свой потрёпанный пиджак, Холмс достал из кармана билет до Кале, а до отправления поезда оставалось тридцать пять минут, он, Холмс, заглянув с известной целью на телеграфную станцию, вернулся в вагон, хотя, как следовало ожидать, купе пустовало. На столе лежали бинты и болеутоляющие порошки. Приняв лекарства, спрятав свежие повязки под чёрными кружевными митенками, а старые - в ветхом ридикюле из свиной кожи, Холмс вновь открыл блокнот Мориарти, о котором профессор словно забыл, и на сей раз прочёл нечто для себя занимательное: "Двери лабиринта открыты широко". Едва он закончил дешифровку данного афоризма, как проводник впустил в купе особу в шляпе тёти Трот и чёрном капоте, из-под коего топорщилась серо-зелёная юбка. Особа эта плюхнулась на диван напротив Холмса, разроняла вокруг заплатанный саквояж и две дешевейшие круглые картонки, чёрный зонт с бамбуковой ручкой, замахала на себя веером из страусовых перьев, какие в чести у кокоток.
- Приятного путешествия, мадам! - сказал проводник и, получив чаевые, откланялся.
Соседка отложила своё безвкусное опахало, и Холмс чуть не подпрыгнул от изумления: перед ним сидел переодетый Мориарти. Оба молчали, разглядывая друг друга. Вдруг ряженый профессор всплеснул руками и сильно изменённым голосом воскликнул:
- Боже мой! Кого я вижу! Миссис Холмс! Вот уж не ожидала встретить вас в Париже! Вы меня не помните? Я Джейн Морпл, мы с вами вместе отдыхали в санатории в Бате в шестьдесят каком-то году. Ну, же, вспоминайте, дорогая! Конечно, это было давно и время никого не щадит, но мы прожили две недели в одних апартаментах, часами гуляли...
- Мориарти...
Тут поезд тронулся, сильно тряхнув пассажиров.
- Простите, голубушка, что вы сказали?
- Профессор, я вас узнал!
- Ну, наконец-то! - голос старушки нисколько не понизился, а самое дикое - она вытащила из сумки вязание и принялась стучать спицами, воркуя, - Профессор! Я догадываюсь, кому обязана таким прозвищем - этой полоумной миссис Оуэн! Если бы вы знали, какие сплетни она распускала о вас, да, впрочем, и обо всех остальных. Даже не понимаю, откуда это берётся. Я, кажется, никогда никому не давала ни малейшего повода заподозрить меня в сочувствии суфражисткам. Ум женщины должен быть направлен на благоустройство домашней жизни, её украшение,... - опустив работу на колени, визави вздохнула и посмотрела в небо сквозь окно - то был настоящий женский взгляд, светло-печальный, сладко-ностальгический, мудро покорный всем обстоятельствам. Затем она снова уткнулась в вязание, а через несколько минут задремала; клубок красной шерсти скатился к ногам Холмса, который тут же аккуратно его поднял, намотал лишнюю нить и положил на стол...
Приблизился к соседке - от неё пахло гвоздичными духами, лавандовым мылом и нафталином. Руки, пальцы похожи на мужские, но без волос, и ни перстней, ни следов от них... Всхрапнув, старушка качнулась и подняла голову, часто моргая слезящимися глазами. Это точно был Мориарти - всеми чертами лица, но...
- Ах, я, кажется, уснула! Так утомительна эта дорога!...
- А что вы делали в Париже, миссис Морпл?
- Мисс. Мой племянник сочинил драму. Английские театры отказались её ставить, а французы взялись. Я ездила на премьеру. Успех был огромный! ... А вы?
- Навещала кузину.
- Которую? Дороти или Кэролайн?
Холмс не мог вспомнить родственниц с такими именами, но на воспоминания он всё-таки потратил немало умственных сил.
- ... Дороти.
- Ну, и как она? Как её муж?
- Умер три года назад.
- Какое несчастье! Хоть он и пропил всё её приданое и однажды раскроил ей череп кочергой, я думаю, она очень любила его. Как будете ей писать - предайте мои соболезнования.
- Непременно.
Нет, это точно он! Но, видимо, он решил ни в коем случае не выходить из роли. Да и к чему сейчас какое-то разоблачения?... И абсолютна ли ваша уверенность, мистер Холмс? Вдруг эти действительно старая дева из сассекской деревеньки? Вы - человек и могли ошибиться, тем более что позволили себе длительную одержимость определённой личностью и приняли изрядную дозу препаратов, чьё действие на мозг - надо признать - до конца не изучено.
- А ваш супруг?
- Увы...
- Давно?
- Уже почти десять лет.
- Ай-яй-яй! Что же случилось с мистером Холмсом?
- Его убили.
- АА! Уужас!! Кто мог это сделать!?
- Его двоюродный дядя, мистер Прибингл. Они готовились к охоте на птиц и, оттачивая меткость, а заодно проверяя ружья, стреляли по подброшенным фуражкам. Мистер Прибингл так увлёкся, что спустил курок, когда мистер Холмс уже поймал свою шапку.
- О!...
- Рана сначала казалась не тяжёлой, но началось заражение крови...
- Ах!...... Каков был приговор суда?
- Оправдательный.
- Возмутительно!
- Тому немало прецедентов. Например, в 1765 году лорд Байрон, ноттингемширский помещик, заколол своего друга и соседа мистера Чаворта и не понёс никакого наказания.
- Ну, что с лордами равняться: для них закон не писан, - не сморгнув ответила рукодельница, - А что это за слово - пренцнедент? Его говорят только судьи да медики... И история ваша, извините, не слишком-то похожа на правду. Преподобный Клеменс, наш сельский викарий в юности подрабатывал отшельником в Сидли-парке, что в Дербишире, и как-то раз лорд и леди Чаверли (владельцы) пригласили в числе прочих своих друзей лорда Байрона, и - представляете - не было дня, чтоб его светлость не заходил в пещеру мистера Кламенса, не приносил каких-нибудь объедков и не заводил бесед на богословские темы, хотя бедняжка и говорил, что не изучал пока ничего, кроме сапожного дела, и того-то плохо, иначе бы не сидел за гроши на сырых камнях... Позволю себе предположить, что именно эти встречи и направили мистера Клеменса в конце концов на стезю духовного пастыря.