Вопросъ. Почему же сей неизглаголанной благодати, если она не есть молитва, дается наимѣнованіе молитвы.
Отвѣтъ. Причина сему, какъ утверждаемъ, та, что благодать сія дается достойнымъ во время молитвы, и начало свое имѣетъ въ молитвѣ, такъ какъ, по свидѣтельству Отцевъ, кромѣ подобнаго времени, нѣтъ и мѣста посѣщенію сей достославной благодати. Наименованіе молитвы дается ей потому, что отъ молитвы путеводится умъ къ оному блаженству, и потому, что молитва бываетъ причиною онаго; въ иныя же времена не имѣетъ оно мѣста, какъ показываютъ отеческія писанія. Ибо знаемъ, что многіе Святые, какъ повѣствуется и въ житіяхъ ихъ, ставъ на молитву, были восхищены умомъ.
Но если кто спроситъ: почему же въ сіе только время бываютъ сіи великія и неизреченныя дарованія, то отвѣтствуемъ: потому что въ сіе время болѣе, нежели во всякое другое, человѣкъ бываетъ собранъ въ себя и уготованъ внимать Богу, вождѣлеваетъ и ожидаетъ отъ Него милости. Короче сказать, это есть время стоянія при вратахъ царскихъ, чтобы умолять царя; и прилично исполниться прошенію умоляющаго и призывающаго въ это время. Ибо бываетъ ли другое какое время, въ которое бы человѣкъ столько былъ приуготовленъ, и такъ наблюдалъ за собою, кромѣ времени, когда приступаетъ онъ къ молитвѣ? Или, можетъ быть, приличнѣе получить ему что‑либо таковое въ то время, когда спитъ, или работаетъ что, или когда умъ его возмущенъ? Ибо вотъ и Святые, хотя не имѣютъ празднаго времени, потому что всякій часъ заняты духовнымъ, однакоже и съ ними бываетъ время, когда не готовы они къ молитвѣ. Ибо нерѣдко занимаются или помышленіемъ о чемъ‑либо встрѣчающемся въ жизни, или разсматриваніемъ тварей, или инымъ чѣмъ дѣйствительно полезнымъ. Но во время молитвы созерцаніе ума устремлено къ единому Богу, {66} и къ Нему направляетъ всѣ свои движенія, Ему отъ сердца, съ раченіемъ и непрестанною горячностію, приноситъ моленія. И посему‑то въ это время, когда у души бываетъ одно единственное попеченіе, прилично источаться Божественному благоволенію. И вотъ видимъ, что, когда священникъ пріуготовится, станетъ на молитву, умилостивляя Бога, молясь и собирая свой умъ воедино, тогда Духъ Святый нисходитъ на хлѣбъ и на вино, предложенные на жертвенникѣ. И Захаріи во время молитвы явился Ангелъ, и предвозвестилъ рожденіе Іоанна. И Петру, когда во время шестаго часа молился въ горницѣ, явилось видѣніе, путеводствовавшее его къ призванію язычниковъ снисшедшею съ неба плащаницею и заключенными въ ней животными. И Корнилію во время молитвы явился Ангелъ, и сказалъ ему написанное о немъ. И также Іисусу сыну Навину глаголалъ Богъ, когда въ молитвѣ преклонился онъ на лице свое. И съ очистилища, бывшаго надъ кивотомъ, откуда священникъ о всемъ, что должно было знать, въ видѣніяхъ былъ отъ Бога тайноводствуемъ въ то самое время, когда архіерей единожды въ годъ, въ страшное время молитвы, при собраніи всѣхъ колѣнъ сыновъ Израилевыхъ, стоявшихъ на молитвѣ во внѣшней скиніи, входилъ во Святое‑святыхъ и повергался на лице свое, — слышалъ онъ Божіи глаголы въ страшномъ и неизглаголанномъ видѣніи. О, какъ страшно оное таинство, которому служилъ при семъ архіерей! Но таковы и всѣ видѣнія, являвшіяся Святымъ во время молитвы. Ибо какое другое время такъ свято, и по святыне своей столько прилично пріятію дарованій, какъ время молитвы, въ которое человѣкъ собесѣдуетъ съ Богомъ? В это время, въ которое совершаются молитвословія и моленія предъ Богомъ, и собесѣдованіе съ Нимъ, человѣкъ съ усиліемъ отовсюду собираетъ воедино всѣ свои движенія и помышленія, и погружается мыслію въ единомъ Боге, и сердце его наполнено бываетъ Богомъ; и оттого уразумѣваетъ онъ непостижимое. Ибо Духъ Святый, по мѣрѣ силъ каждаго, {67} дѣйствуетъ въ немъ, и дѣйствуетъ, заимствуя вещество изъ того самаго, о чемъ кто молится; такъ что внимательностію молитва лишается движенія, и умъ поражается и поглощается изумленіемъ, и забываетъ о вожделѣніи собственнаго своего прошенія, и въ глубокое упоеніе погружаются движенія его, и бываетъ онъ не въ мірѣ семъ. И тогда не будетъ тамъ различія между душею и тѣломъ, ни памятованія о чемъ‑либо, какъ сказалъ божественный и великій Григорій: „молитва есть чистота ума, которая одна, при изумленіи человѣка, удѣляется отъ свѣта Святыя Троицы“. Видишь ли, какъ удѣляется молитва приходящимъ въ изумленіе уразумѣніемъ того, что рождается отъ нея въ умѣ, по сказанному мною въ началѣ сего писанія и во многихъ другихъ мѣстахъ? И еще, тотъ же Григорій говоритъ: „чистота ума есть воспареніе мысленнаго. Она уподобляется небесному цвѣту, въ ней во время молитвы просіяваетъ свѣтъ Святыя Троицы“.