Съ сего началъ и Спаситель, когда явился міру на Іорданѣ. Ибо, по крещеніи, Духъ извелъ Его въ пустыню, и постился Онъ тамъ сорокъ дней и сорокъ ночей. Подобно и всѣ исходящіе во слѣдъ Спасителя на семъ основаніи утверждаютъ начало своего подвига, потому что постъ есть оружіе, уготованное Богомъ. И кто, если нерадитъ о немъ, не будетъ укоренъ за сіе? Если постится самъ Законоположникъ, то какъ не поститься кому‑либо изъ соблюдающихъ законъ? Посему‑то до поста родъ человѣческій не зналъ побѣды, и діаволъ никогда не испытывалъ пораженія своего отъ нашего естества; но отъ сего оружія изнемогъ въ самомъ началѣ. И Господь нашъ былъ вождемъ и первенцемъ сея побѣды, чтобы на главу естества нашего возложить первый побѣдный вѣнецъ. И какъ скоро діаволъ видитъ сіе оружіе на комъ‑нибудь изъ людей, тотчасъ приходитъ въ страхъ сей противникъ и мучитель, немедленно помышляетъ и воспоминаетъ о пораженіи своемъ въ пустынѣ Спасителемъ, и сила его сокрушается, и воззрѣніе на оружіе, данное намъ Началовождемъ нашимъ, попаляетъ его. Какое оружіе сильнѣе этого? и что придаетъ столько смѣлости сердцу въ борьбѣ съ духами злобы, какъ алчба ради Христа? Ибо въ какой мѣрѣ утруждается и злостраждетъ тѣло въ то время, какъ окружаетъ человѣка полкъ демонскій, въ такой мѣрѣ сердце исполняется упованіемъ. Облеченный въ оружіе поста во всякое время распаляется ревностію. Ибо и ревнитель Илія, когда возревновалъ о законѣ Божіемъ, пребывалъ въ семъ дѣлѣ — въ постѣ. Постъ стяжавшему его напоминаетъ заповѣди Духа. Онъ есть посредникъ ветхаго закона и благодати, данной намъ Христомъ. Кто нерадитъ о постѣ, тотъ и въ другихъ подвигахъ разслабленъ, нерадивъ, немощенъ, показываетъ тѣмъ начало и худой признакъ разслабленія души своей, и воюющему съ нимъ даетъ случай къ побѣдѣ, такъ какъ нагимъ и безоружнымъ {91} исходитъ на подвигъ, а посему явно, что выйдетъ изъ борьбы безъ побѣды, потому что члены его не облеклись въ теплоту алчбы въ постѣ. Таковъ постъ. Кто пребываетъ въ немъ, у того умъ непоколебимъ и готовъ срѣтить и отразить всѣ лютыя страсти.
О многихъ мученикахъ сказываютъ, что на тотъ день, въ который ожидали они пріять вѣнецъ мученичества, если предузнавали о семъ или по откровенію или по извѣщенію отъ кого‑либо изъ друзей своихъ, ничего не вкушали всю ночь, но съ вечера до утра стояли бодрственно на молитвѣ, славя Бога въ псалмахъ, пѣніяхъ и пѣсняхъ духовныхъ, съ веселіемъ и радованіями ожидали того часа, какъ иные уготовившіеся на бракъ, чтобы въ постѣ срѣтить мечъ. Посему и мы, призванные къ невидимому мученичеству, чтобы пріять вѣнцы святыни, будемъ трезвиться, и врагамъ нашимъ да не будетъ дано знака отреченія ни однимъ членомъ, ни одною частію нашего тѣла.
Вопрось. Почему нерѣдко иные, и даже многіе, имѣя, можетъ быть, и дѣла сіи, не чувствуютъ тишины, и успокоенія страстей, и мира помысловъ?
Отвѣтъ. Страсти, сокровенныя въ душѣ, не исправляются, братъ, тѣлесными только трудами; они не удерживаютъ и помысловъ о томъ, что пробуждается всегда чувствами. Труды сіи охраняютъ человѣка отъ пожеланій, чтобы не былъ ими препобѣждаемъ, и отъ демонскаго обольщенія, но не доставляютъ душѣ мира и тишины. Ибо дѣла и труды тогда доставляютъ душѣ безстрастіе, умерщвляютъ уды, яже на земли (Кол. 3, 5), и даруютъ упокоеніе помысловъ, когда пріобщимся безмолвія, когда во внѣшнихъ чувствахъ прекратится смятеніе, и нѣсколько времени пребудутъ они въ дѣланіи премудрости[119]. А пока человѣкъ не лишится возможности быть въ сообществѣ съ людьми, и членовъ своихъ и себя самого отъ развлеченія помысловъ не соберетъ самъ въ себя, до тѣхъ поръ не возможетъ узнать страсти своей. {92} Безмолвіе, какъ сказалъ святый Василій, есть начало очищенія души. Ибо, когда во внѣшнихъ членахъ прекратятся внѣшній мятежъ и попеченіе о внѣшнемъ, тогда умъ отъ внѣшнихъ попеченій и паренія возвращается въ себя, и упокоевается въ себѣ, а сердце пробуждается къ изслѣдованію внутреннихъ душевныхъ мыслей. И если человѣкъ хорошо устоитъ въ этомъ, то приходитъ онъ понемногу въ состояніе шествовать къ душевной чистотѣ.