Вопросъ. Что бываетъ причиною видѣній[122] и откровеній: ибо иные имѣютъ видѣнія, а иные трудятся больше ихъ, однакоже видѣніе не дѣйствуетъ въ нихъ столько?
Отвѣтъ. Причинъ сему много. Однѣ изъ нихъ — домостроительственныя, имѣютъ цѣлію общую пользу, другія же — утѣшеніе, дерзновеніе и наученіе немощныхъ. И во‑первыхъ, все сіе устрояется по милости Божіей къ людямъ; большею же частію устрояется сіе ради троякаго рода людей, — или ради людей простыхъ и крайне незлобивыхъ, или ради нѣкоторыхъ совершенныхъ и святыхъ, или ради тѣхъ, которые {95} имѣютъ пламенную ревность Божію, отреклись и совершенно отрѣшились отъ міра, удалились отъ сожительства съ людьми, оставивъ все, не ожидая никакой помощи отъ видимаго, пошли во слѣдъ Богу. На нихъ‑то нападаетъ боязнь вслѣдствіе ихъ уединенія, или окружаетъ ихъ опасность смертная отъ голода, отъ болѣзни, или отъ какого‑нибудь обстоятельства, и отъ скорби, такъ что приближаются они къ отчаянію. Посему, если таковымъ бываютъ утѣшенія, а тѣмъ, которые превосходятъ ихъ трудами, не бываетъ, то первая сему причина — непорочность и порочность, и именно совѣсти[123]. Вторая же причина, навѣрное, есть слѣдующая: какъ скоро имѣетъ кто человѣческое утѣшеніе или утѣшеніе чѣмъ‑либо видимымъ, то не бываетъ ему подобныхъ утѣшеній, развѣ по нѣкоему домостроительству, ради общей пользы. У насъ же слово объ отшельникахъ; и свидѣтель сказанному одинъ изъ Отцевъ, который молился объ утѣшеніи, и услышалъ: „достаточно для тебя утѣшенія человѣческаго и бесѣды съ людьми“.
И другой нѣкто, подобно сему, когда былъ въ отшельничествѣ, и велъ жизнь отшельническую, ежечасно услаждался благодатнымъ утѣшеніемъ; а когда сблизился съ міромъ, взыскалъ по обычаю утѣшенія — и не обрѣлъ, и молилъ Бога открыть ему причину, говоря: „не ради ли епископства, Господи, отступила отъ меня благодать?“ И ему сказано: „нѣтъ, — но потому, что Богъ промышляетъ о живущихъ въ пустынѣ, и ихъ удостоиваетъ такихъ утѣшеній“. Ибо невозможно, чтобы кто‑либо изъ людей имѣлъ видимое утѣшеніе, а вмѣстѣ пріялъ и невидимое отъ благодати, Божественное и таинственное[124], развѣ по какому‑нибудь, упомянутому выше, сокровенному домостроительству, {96} которое извѣстно въ подобныхъ случаяхъ одному Домостроительствующему.
Вопросъ. Одно ли и то же — видѣніе и откровеніе, или нѣтъ?
Отвѣтъ. Нѣтъ. Они различны между собой. Откровеніемъ[125] часто называется то и другое. Ибо, такъ какъ обнаруживается сокровенное[126], то всякое видѣніе называется откровеніемъ. Откровеніе же видѣніемъ не называется. Слово — откровеніе большею частію употребляется о познаваемомъ, о томъ, что умомъ испытуется и уразумѣвается. Видѣніе же бываетъ всякими способами, напр., въ изображеніяхъ и образахъ, какъ бывало древле ветхозавѣтнымъ, въ глубокомъ снѣ, или въ бодрственномъ состояніи, и иногда со всею точностію, а иногда какъ бы въ призракѣ и нѣсколько неявственно; почему и самъ, имѣющій видѣніе, часто не знаетъ, въ бодрственномъ ли состояніи видитъ онъ, или въ сонномъ. Можно и чрезъ гласъ слышать о заступленіи, а иногда видѣть какой‑либо образъ, иногда же (видѣть) яснѣе, лицемъ къ лицу. И видѣніе, и совмѣстное пребываніе, и вопрошеніе, а съ нимъ и собесѣдованіе суть Святыя силы, видимыя достойными и творящія откровеніе. И таковыя видѣнія бываютъ въ мѣстахъ наиболѣе пустынныхъ и удаленныхъ отъ людей, гдѣ человѣкъ необходимо имѣетъ въ нихъ нужду; потому что нѣтъ у него иной помощи и утѣшенія отъ самаго мѣста. Откровенія же, ощущаемыя умомъ, при чистотѣ удобопріемлемы, и бываютъ только совершеннымъ и могущимъ разумѣть.
Вопросъ. Если достигъ кто сердечной чистоты, что служитъ ея признакомъ? И когда познаетъ человѣкъ, что сердце его достигло чистоты?
Отвѣтъ. Когда всѣхъ людей видитъ кто хорошими, и никто не представляется ему нечистымъ и оскверненнымъ, тогда подлинно чистъ онъ сердцемъ. Ибо, какъ исполниться слову Апостольскому, по которому {97} должно всѣхъ равно отъ искренняго сердца честію большихъ себе творити (Фил. 2, 3), если человѣкъ не достигнетъ сказаннаго, что око благое не узритъ зла (Авв. 1, 13)?
Вопросъ. Что такое чистота? и гдѣ предѣлъ ея?
Отвѣтъ. Чистота есть забвеніе способовъ вѣдѣнія черезъ естество, заимствованныхъ отъ естества въ мірѣ[127]. А чтобы освободиться отъ нихъ и стать внѣ ихъ, вотъ сему предѣлъ: прійти человѣку въ первоначальную простоту и первоначальное незлобіе естества своего, и сдѣлаться какъ бы младенцемъ, только безъ младенческихъ недостатковъ.
123
Къ этимъ словамъ издатель греческаго текста Никифоръ Ѳеотокисъ сдѣлалъ такое примѣчаніе: „Это — или непорочность отъ тѣлесныхъ страстей, но не душевныхъ и совѣсти; или непорочность, но не совершенная и полная; или непорочность такъ называемая, но не сущая на самомъ дѣлѣ“.
124
Словъ „невидимое—таинственное“ въ греческомъ текстѣ нѣтъ (тамъ стоитъ только слово „это“); но они есть въ переводѣ Паисія.
125
Вмѣсто „откровеніемъ“, можетъ быть, надо читать „видѣніемъ“, какъ предлагаетъ Никифоръ Ѳеотокисъ.
127
Преп. Исаакъ различаетъ здѣсь видъ знанія сущихъ