СЛОВО 25.
О трехъ способахъ вѣдѣнія, о разности ихъ дѣланія и понятій, о вѣрѣ души, о таинственномъ богатствѣ, въ ней сокровенномъ, и о томъ, сколько вѣдѣніе міра сего разнствуетъ въ способахъ своихъ съ простотою вѣры.
Душа, проходящая стезями житія и путемъ вѣры, и нерѣдко преуспѣвшая въ семъ послѣднемъ, если обращается снова къ способамъ вѣдѣнія, начинаетъ вскорѣ хромать въ вѣрѣ, и утрачивается въ ней духовная ея сила, обнаруживавшаяся въ чистой душѣ взаимностію вспоможеній[137] и по простотѣ не входившая въ изслѣдованіе всего того, что въ ней, и къ ней относится[138]. Ибо душа, однажды[139] съ вѣрою предавшая {118} себя Богу и многократнымъ опытомъ извѣдавшая Его содѣйствіе, не заботится уже о себѣ, но связуется изумленіемъ и молчаніемъ, и не имѣетъ возможности снова возвратиться къ способамъ своего вѣдѣнія и употреблять ихъ въ дѣло, чтобы иначе, при ихъ противленіи, не лишиться Божія промышленія, которое втайнѣ неусыпно назираетъ надъ душею, печется о ней, и непрестанно слѣдуетъ за нею всѣми способами, — не лишиться же потому, что душа обезумѣла, возмечтавъ, будто бы сама достаточно можетъ промышлять о себѣ силою своего вѣдѣнія. Ибо тѣ, въ коихъ возсіяваетъ свѣтъ вѣры, не доходятъ уже до такого безстыдства, чтобы снова имъ испрашивать у Бога въ молитвахъ: „дай намъ это“, или: „возьми у насъ то“, и нимало не заботятся они о себѣ самихъ, потому что духовными очами вѣры ежечасно видятъ Отеческій промыслъ, какимъ пріосѣняетъ ихъ Тотъ истинный Отецъ, Который безмѣрно великою любовію Своею превосходитъ всякую отеческую любовь, паче всѣхъ можетъ и имѣетъ силу содѣйствовать намъ до преизбытка, въ большей мѣрѣ, нежели какъ мы просимъ, помышляемъ и представляемъ себѣ.
Вѣдѣніе противно вѣрѣ. Вѣра во всемъ[140], что къ ней относится, есть нарушеніе законовъ вѣдѣнія, впрочемъ — вѣдѣнія не духовнаго. Опредѣленіе[141] вѣдѣнія то, что оно не имѣетъ власти что‑либо дѣлать безъ разысканія и изслѣдованія, а, напротивъ того, разыскиваетъ, возможно ли тому быть, о чемъ помышляетъ и чего хочетъ. Что же дѣлаетъ вѣра? Она не соглашается пребывать въ томъ, кто приближается къ ней неправо.
Вѣдѣніе безъ разысканія и безъ своихъ способовъ дѣйствованія не можетъ быть познано. И это есть признакъ колебанія въ истинѣ. А вѣра требуетъ единаго чистаго и простого образа мыслей, далекаго отъ всякаго ухищренія и изысканія способовъ[142]. {119} Смотри, какъ они противятся другъ другу. Домъ вѣры есть младенчествующая мысль и простое сердце. Ибо сказано: въ простотѣ сердца[143] своего прославили Бога, и: аще не обратитеся, и будете яко дѣти, не внидете въ царство небесное (Матѳ. 18, 3). Вѣдѣніе же ставитъ сѣти простотѣ сердца и мыслей, и противится ей.
Вѣдѣніе есть предѣлъ естества и охраняетъ его во всѣхъ стезяхъ его. А вѣра совершаетъ шествіе свое выше естества. Вѣдѣніе не отваживается допустить до себя что‑либо разрушительное для естества, но удаляется отъ этого; а вѣра безъ труда дозволяетъ, и говоритъ: на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змія (Псал. 90, 13). Вѣдѣніе сопровождается страхомъ, вѣра — надеждою. Въ какой мѣрѣ человѣкъ водится способами вѣдѣнія, въ такой же мѣрѣ связуется онъ страхомъ, и не можетъ сподобиться освобожденія отъ него. А кто послѣдуетъ вѣрѣ, тотъ вскорѣ дѣлается свободенъ и самовластенъ, и какъ сынъ Божій всѣмъ пользуется со властію свободно. Возлюбившій вѣру сію, какъ Богъ, распоряжается всякимъ тварнымъ естествомъ, потому что вѣрѣ дана возможность созидать новую тварь, по подобію Божію, какъ сказано: восхотѣ, и все явится предъ тобою (Іов. 23, 13). Нерѣдко она можетъ все производить и изъ не‑сущаго. А вѣдѣніе не можетъ что‑либо произвести безъ вещества. У вѣдѣнія нѣтъ столько безстыдства[144], чтобы производить то, чего не дано естествомъ. Да и какъ ему произвести это? Текучее естество воды на хребетъ свой не пріемлетъ слѣдовъ тѣла, и приближающійся къ огню сожигаетъ себя; а если у него достанетъ на то дерзости, то послѣдуетъ бѣда.