Если будемъ хранить законъ трезвенія и дѣло разсужденія съ вѣдѣніемъ, плодомъ чего бываетъ жизнь[227], то борьба съ прираженіями страстей совершенно не приблизится къ уму. Препятствуетъ же войти имъ въ сердце не борьба, но насыщеніе сознанія и вѣдѣніе, какимъ наполнено сердце, и желаніе созерцать чудеса, находимыя въ душѣ. Вотъ что воспрепятствовало прираженіямъ приближаться къ сердцу: не потому, что, какъ сказалъ я, сердце удалилось отъ храненія и дѣлъ разсужденія, которыя охраняютъ вѣдѣніе истины и свѣтъ душевный, но потому, что умъ, по сказаннымъ выше причинамъ, не имѣетъ борьбы. Ибо снѣдь нищихъ гнусна богатымъ, а подобно и снѣдь больныхъ — здоровымъ; богатство же и здравіе составляются при трезвенности и попечительности. Пока человѣкъ живетъ, онъ имѣетъ нужду въ трезвенности, попечительности и бодрственности, чтобы сберечь свое сокровище. Если же оставитъ назначенный ему предѣлъ[228], то сдѣлается боленъ и будетъ окраденъ. Не до того только времени трудиться должно, пока увидишь плодъ; но надобно подвизаться до самаго исхода. Ибо нерѣдко и созрѣвшій плодъ побивается внезапно градомъ. Кто вмѣшивается въ житейскія дѣла и пускается въ бесѣды, о томъ невозможно еще быть увѣреннымъ, что здравіе его сохранится въ немъ.
Когда молишься, произноси такую молитву: „сподоби меня, Господи, дѣйствительно быть мертвымъ для собесѣдованія съ міромъ симъ“. И знай, что совмѣстилъ ты въ этомъ всѣ прошенія; старайся же исполнить въ себѣ дѣло это. Ибо, если за молитвою {163} послѣдуетъ дѣло, то дѣйствительно стои́шь ты въ свободѣ Христовой. А умерщвленіе себя для міра состоитъ не только въ удаленіи человѣка отъ общенія въ собесѣдованіи съ тѣмъ, что есть въ мірѣ, но и въ томъ, чтобы въ бесѣдѣ ума своего не вожделѣвалъ мірскихъ благъ.
Если пріобучимъ себя къ доброму размышленію, то будемъ стыдиться страстей, какъ скоро встрѣтимся съ ними. И это знаютъ извѣдавшіе опытомъ на себѣ самихъ. Но будемъ стыдиться приближенія къ страстямъ также и вслѣдствіе причинъ, вызывающихъ ихъ.
Когда изъ любви къ Богу желаешь совершить какое дѣло, предѣломъ желанія сего поставь смерть; и, такимъ образомъ, на самомъ дѣлѣ сподобишься взойти на степень мученичества въ борьбѣ съ каждою страстію, и не понесешь никакого вреда отъ того, что встрѣтится съ тобою внутри онаго предѣла, если претерпишь до конца и не разслабѣешь. Помышленіе немощнаго разсудка немощною дѣлаетъ силу терпенія; а твердый умъ тому, кто слѣдуетъ помышленію его, сообщаетъ даже и силу, какой не имѣетъ природа.
Сподоби меня, Господи, возненавидѣть жизнь свою ради жизни въ Тебѣ!
Житіе міра сего подобно выводящимъ нѣкоторыя только буквы изъ начертанныхъ на таблицѣ; и когда кто хочетъ и пожелаетъ, прибавляетъ къ нимъ и убавляетъ, и дѣлаетъ перемѣну въ буквахъ. А жизнь будущая подобна рукописаніямъ, начертаннымъ на чистыхъ свиткахъ, запечатанныхъ царскою печатію, въ которыхъ нельзя ничего ни прибавить, ни убавить. Поэтому, пока мы среди измѣненія[229], будемъ внимательны къ себѣ, и пока имѣемъ власть надъ рукописаніемъ жизни своей, какое пишемъ своими руками, постараемся дѣлать въ немъ дополненія добрымъ житіемъ, станемъ изглаждать въ немъ недостатки прежняго житія[230]. Ибо, пока мы въ этомъ {164} мірѣ, Богъ не прилагаетъ печати ни къ доброму, ни къ худому, до самаго часа исшествія, въ который оканчивается дѣло въ отечествѣ нашемъ[231], и отходимъ въ страну чуждую. И, какъ сказалъ святый Ефремъ, „подобаетъ намъ размыслить, что душа наша подобна готовому кораблю, не знающему, когда подуетъ на него вѣтеръ, и воинству, не вѣдающему, когда протрубитъ бранная труба. И если“, говоритъ, „такъ бываетъ сіе для малаго пріобрѣтенія, въ такихъ случаяхъ, которые, можетъ быть, снова возвратятся, то какъ должно намъ пріуготовляться и снаряжаться предъ онымъ грознымъ днемъ, предъ этимъ мостомъ и предъ этою дверію новаго вѣка?“ Готовность утвердиться въ ономъ исповѣданіи чаянія да даруетъ Ходатай жизни нашей, Христосъ. Ему слава, поклоненіе и благодареніе во вѣки вѣковъ! Аминь.