Первыя[269] не пришли въ устройство, потому что {191} душѣ предстоитъ еще подвигъ, хотя и обнаруживаетъ противъ нихъ крѣпость свою, а вторыя достигли устроенія, о которомъ сказало Писаніе, говоря: сяде Давидъ въ дому своемъ, и упокоилъ его Богъ отъ всѣхъ враговъ его окрестныхъ (2 Цар. 7, 1). Разумѣй сіе не объ одной страсти, но вмѣстѣ со страстями естественными, пожеланіемъ и раздражительностію, и о страсти славолюбія, которое изображаетъ и мысленно представляетъ лица, и возбуждаетъ къ похоти и желанію, и также о страсти сребролюбія, когда душа входитъ въ общеніе съ нею тайно, и хотя и не соглашается вступить самымъ дѣломъ, но представляетъ въ умѣ образы предметовъ, на которые направлено сребролюбіе при собираніи богатства, и заставляетъ душу помышлять о нихъ и производитъ въ ней желаніе — вмѣстѣ съ прочимъ обладать и ими.
Не всѣ страсти ведутъ брань прираженіемъ помысловъ. Ибо есть страсти, которыя душѣ показываютъ только скорби: нерадѣніе, уныніе, печаль не нападаютъ прираженіемъ помысловъ и услажденіемъ, но только налагаютъ на душу тяжесть. Крѣпость же души извѣдывается въ побѣдѣ надъ страстями, ведущими брань прираженіемъ помысловъ. И человѣку надлежитъ имѣть тонкое разумѣніе обо всемъ этомъ, и знать примѣты, чтобы, при каждомъ сдѣланномъ шагѣ, сознавать, куда достигла и въ какой странѣ начала шествовать душа его: въ землѣ ли ханаанской, или за Іорданомъ.
Но обрати вниманіе и на сіе. Достаточно ли вѣдѣнію душевнаго свѣта къ различенію сего, или оно различаетъ это во тьмѣ, или совершенно лишено такой способности? Точно ли находишь, что разумная часть души начала очищаться? Пареніе мыслей въ умѣ проходитъ ли въ часъ молитвы? Какая страсть смущаетъ умъ во время приближенія къ молитвѣ? Ощущаешь ли въ себѣ, что сила безмолвія пріосѣнила душу кротостію, тишиною и миромъ, какой необычнымъ образомъ раждается въ умѣ? Восхищается ли непрестанно умъ безъ участія воли къ понятіямъ о безплотномъ, въ объясненіе чего не дозволено входить {192} чувствамъ? Возгорается ли въ тебѣ внезапно радость, ни съ чѣмъ несравнимымъ наслажденіемъ своимъ заставляющая умолкнуть языкъ? Источается ли непрестанно изъ сердца нѣкая сладость и влечетъ ли всецѣло умъ? Входитъ ли по временамъ незамѣтно во все тѣло нѣкое услажденіе и радованіе, чего плотскій языкъ не можетъ выразить, пока все земное не будетъ при семъ памятованіи почитать прахомъ и тщетою. Ибо оное первое, изъ сердца истекающее услажденіе, иногда въ часъ молитвы, иногда во время чтенія, а иногда также вслѣдствіе непрестаннаго поученія и продолжительности помышленія согрѣваетъ умъ; а сіе послѣднее всего чаще бываетъ безъ всего этого, и многократно во время подѣлія, а также часто и по ночамъ, когда находишься между сномъ и пробужденіемъ, какъ бы спя и не спя, бодрствуя и не бодрствуя[270]. Но когда найдетъ на человѣка это услажденіе, біющееся въ цѣломъ тѣлѣ его, тогда думаетъ онъ въ этотъ часъ, что и царство небесное не иное что есть, какъ именно это.
Смотри также, пріобрѣла ли душа силу, которая чувственныя памятованія потребляетъ силою овладѣвающей сердцемъ надежды, и внутреннія чувства укрѣпляетъ неизъяснимымъ убѣжденіемъ въ несомнѣнности? И сердце безъ попеченія о томъ, чтобы не было плѣнено оно земнымъ, пробуждено ли непрестаннымъ собесѣдованіемъ[271] и непрерывнымъ сердечнымъ дѣланіемъ, совершаемымъ со Спасителемъ нашимъ?
Старайся пріобрѣсти разумѣніе въ различіи гласа Его и бесѣды, когда услышишь. Возможность же скоро вкусить сего доставляетъ душѣ непрерывное безмолвіе непрестаннымъ и постояннымъ своимъ дѣланіемъ. Ибо, по нерадѣнію пріемлющихъ, и по обрѣтеніи сіе[272] снова утрачивается, и долгое уже время вновь не пріобрѣтается. И осмѣлится ли кто, положившись на свидѣтельство совѣсти своей, сказать о {193} семъ то же, что́ сказалъ блаженный Павелъ: извѣстихся, яко ни смерть, ни животъ, ни настоящая, ни грядущая, ни все прочее возможетъ меня разлучити отъ любве Христовой (Рим. 8, 38, 39), т. е. не разлучатъ ни тѣлесныя, ни душевныя скорби, ни голодъ, ни гоненіе, ни нагота, ни одиночество, ни затворъ, ни бѣда, ни мечъ, ни ангелы и силы сатанины съ ихъ злобными ухищреніями, ни упраздняемая[273] слава прираженіемъ своимъ къ человѣку, ни клеветы, ни укоризны, ни заушенія, наносимыя безъ причины и напрасно?