Бережно, с чувством уважения, при всей остроте своего ума и ироничности, относился Борген к своим предшественникам и современникам, собратьям по перу. Он в полной мере ценил творчество Юхана Фалькбергета, носителя эпической традиции в норвежской литературе, которого он называл «гениальным» романистом, строившим свои произведения в соответствии со своеобразной «техникой кинематографичности». Многие обращались к его творчеству в годы войны. Его героиня, возчица руды Ан-Магритт, воплощала дух непокоренного народа, идею свободы.
Борген всегда умел по-новому взглянуть на устоявшиеся хрестоматийные явления. Так, например, он говорит устами современного обывателя, из тех, кто на каждом углу твердит, что у него есть машина: «Ох, уж этот барон Хольберг… не совал бы нос в наши сегодняшние дела». Таким образом, творчество этого выдающегося просветителя-классика, оказывается, может вызывать не только привычное почтение и скуку, оно способно задеть и возмутить нашего современника (а способность вызвать живые чувства, реакцию — важнейший критерий для Боргена). Он восхищался творчеством Хемингуэя и его личностью, много писал о нем, выступал по радио, стремясь разоблачить представление, созданное буржуазной прессой. В Хемингуэе Боргена привлекала активная жизненная позиция, страстная любовь к жизни, обостренное восприятие ее, а не «пустозвонство человека, который думал кулаками»[11] и якобы в своем безудержном пессимизме искал смерти. Развенчивает Борген и другой миф — о «папе Хэме», супермене, ведущем шикарный образ жизни. Писатель говорит, что никогда не поверит в образ отца семейства в парадной гостиной. Для него американский писатель — благородная личность, истинный художник, легко ранимый, испытывающий муки творчества, мастер-стилист, «сумевший выявить присущую словам символику, не используя при этом очевидных символов».
В послевоенные годы многие представители европейской интеллигенции зачитывались произведениями Жана Поля Сартра и Альбера Камю, спорили об экзистенциализме. Для художников-экзистенциалистов часто независимо от их собственных гуманистических устремлений важен акт свободного выбора сам по себе, каковы бы ни были его реальные жизненные последствия. Для Боргена же важно чувство ответственности героя за свои поступки, и потому он недвусмысленно заявляет, что бывает «свобода героя и свобода труса», последнюю он не приемлет. Потому он не приемлет и героя Сартра Матье Делярю из «Дорог свободы», который, «подобно садовнику, лелеющему редчайшие растения в парнике с искусственным освещением, старательно оберегает свою бесценную свободу».
Вдохновенные статьи написаны Боргеном о творчестве Ремарка и Бёлля. Ведь они — представители той плеяды писателей, которые «осознали вину Германии и сделали из этого правильные выводы». Писатель отмечает страстную ненависть к войне, «идиотизм и ужасы которой не нуждаются в преувеличении», чтобы заставить читателя ненавидеть их. Роман Ремарка «На Западном фронте без перемен» он называет «страшным в своей простоте и сдержанности», «выходящим за рамки своего непосредственного предмета». Он предостерегает против возрождения фашизма, которому, по словам Боргена, содействовало «братство» мирового капитала.
Основой писательского мастерства Борген считал во многом дар повествования, умение постоянно вести беседу с читателем, общаться с ним. Сам Борген был прекрасным рассказчиком и собеседником, всегда находившим контакт со своими слушателями. Он много лет регулярно выступал по радио, радуясь тому, что его слушают в рыбацких поселках и отдаленных хуторах, куда еще не пришло телевидение. «Театр одного актера самого высокого класса», «он буквально завораживает, гипнотизирует публику», «как много значит он для нас, молодежи» — так восторженно отзывались современники о выступлениях Боргена.
Он верил в то, что слова, мысли, высказанные писателем, могут «изменить людей и мир, в котором они живут»[12]. Юхан Борген много писал о словах, о роли слова, о том, как мучительно порой может не хватать слов, о том, что слова стираются и гибнут, о том, что зрительный, экранный образ старается вытеснить слово. О том, что «злоупотребление словом и искажение его природы ведет к девальвации», а значит, и к утрате тех высоких понятий, которые эти слова означают. О пустословии и пустозвонстве. О попытках малоодаренных литераторов сделать из слов то, чем они не являются, и о стремлении «истинных талантов использовать слово во всей полноте его ритмических, смысловых и колористических возможностей» (с. 77 наст. издания).