— И что это вы в такую рань встали, дядя?
— Да уж не спалось мне, все мысли всякие в голову лезли, вот я и встал и пошел корову свою пасти. Здесь мое пастбище, я его уже давно у деревни арендую.
— И вам тоже?
— Что? — Майка Штанцлова слегка приоткрыла красные, накрашенные алой помадой губы. — Что такое?
— И вам тоже не спалось?
— Я за город еду.
— За город? В такую рань? И одна?
— Да, а вам-то что за дело?
— Да так, ничего, — ответил Мелих. — Просто так. Мы ведь беседуем. Извините!
— Вам, дядя, видно, хорошо пасти корову в таком обществе, — сказал Ваврик. — Видно, дядя, вы потому и в кооператив не пошли, чтобы здесь с красивыми девушками время проводить?
— Корову-то мою в кооператив?
— Ну да.
— Последнюю? — переспросил Байковский. — А что, вы считаете, невестка моя должна трактор доить?
Мелих рассмеялся.
Майка с безразличным видом смотрела на золотившуюся в солнечных лучах зелень ольхи, вербы, травы. Все вокруг источника было чистым, сверкало от росы, солнце уже пригрело землю, и над нею слегка поднимался пар. Майка задыхалась от этого полного испарений воздуха.
Из кармана потной рубашки Ваврик вынул сигареты, закурил и предложил Мелиху. Закурив, оба продолжали смотреть на Майку и Байковского. Байковский, слегка раздосадованный, что тот, в зеленой рубашке, смеется над ним, сунул в запавший рот короткую трубку, затянулся и выпустил серый дымок, а Майка Штанцлова медленно, с отвращением ела засохший бутерброд с ветчиной. Дрожа от усталости, она хотела зевнуть, но сдержалась. Сухой хлеб царапал десны.
— А куда вы едете за город?
Не отвечая, она медленно жевала.
— Барышня сюда пришли, — сказал Байковский, — пришли сюда и остались, поругались они, и я думал…
— Как это вы пришли? — спросил Майку Ваврик. — Пешком?
— Да нет, — сказал Байковский и улыбнулся. — Вы что, только проснулись? Теперь люди сюда пешком не ходят, а только на мотоциклах, на машинах, как вы. Думаю, последний, кто пришел сюда пешком, был мой сын Ондро, гнались за ним, беднягой, тут его схватили и убили. С той поры я никого не видел, чтобы приходили сюда пешком, теперь только я один и хожу сюда пешком, а так-то сейчас все на чем-нибудь приезжают, на мотоцикле, на машине, и я вас, господин хороший, хочу спросить, знают ли сегодня люди, куда они так спешат? Куда вы так спешите на своей машине? Вы так резко затормозили, что только визг раздался.
Ваврик не ответил. Мелих тоже промолчал.
Усилился ветерок, взлохматив седоватые волосы Мелиха, на старой шляпе у Байковского затрепетала оторванная ленточка. Майка Штанцлова с трудом проглотила плохо разжеванный хлеб.
Штанцл видел ее из машины. Он сидел, весь дрожа от нетерпения. Ему казалось, что он ждет ее бесконечно долго. Почему они не схватят ее, не приведут?.. Он решил уже было выйти. Он выйдет сейчас, выскочит, подбежит к ней, схватит за волосы и потащит. И тут вдруг его охватило странное желание — исчезнуть из машины, а Мелих и Ваврик пусть приведут ее не к нему, а прямо домой, но и дома хорошо бы его уже не было и она его бы больше никогда не видела. Заботиться бы он заботился, но видеть ее больше не желает. Она его ненавидит — но кто виноват, что Корнель… И как это может Корнель все это проделывать сегодня, сегодня?.. Достает людям строительный материал, строительные участки, зарабатывает на этом, говорят, не знает, куда деньги девать. Жену с ребенком прогнал, получил после отца в наследство большую квартиру на краю города, заманивает к себе девиц, развлекается с ними… И как все это только возможно? А человеку некуда было и обратиться с этим, но сегодня ночью этот курятник разогнали — и вот он должен свое собственное дитя ловить где-то в поле. Если сейчас он выйдет, Майка убежит, и тогда ее арестуют. Нет, он не может допустить этого.
Штанцл взялся за ручку дверцы, сжал ее. Нажать посильнее, и дверца откроется…
— Барышня поругались тут с каким-то парнем, — говорил у источника Байковский, глядя на Мелиха, — он хотел попросить его прихватить девушку.
Мелих посмотрел на Майку. «Эх, Маечка, милая, — подумал он, — нужно идти! Ваш отец там умирает от нетерпения, и мать, наверно, дома плачет… Так пойдем же!» Широко улыбаясь, он уставился на дрожащие тонкие пальцы Майки, в которых она держала бутерброд с ветчиной.
— На мотоцикле вы сюда приехали? — спросил он ее резко и через минуту крикнул: — С кем? Одна? Вы Майка Штанцлова, не так ли?