Каждому, кто соглашался его слушать, он объяснял: «Теперь нас уже двое, я и инженер, только и этого мало, работы у нас обоих выше головы, не помешал бы нам и третий. Да, сгодился бы и третий нам в компанию, да где взять, тут надо не абы кого, а чтобы голову имел на плечах, не то в два счета жди недостачи, а там и прокуратура свалится на голову…»
Да и с остальными сотрудниками у меня сложились неплохие отношения. Все вместе мы составляли небольшой коллектив, и в нем не было ни одного, кто бы алчно зарился на место своего соседа. Завидовать было нечему, стремиться некуда, следовательно, быть хорошими нам ничего не стоило…
Начальник скоро сообразил, что имеющийся у меня опыт и в особенности знакомства, которые я завязал на различных предприятиях по всей республике, можно использовать в интересах нашей стройки. Сперва робко, а потом без обиняков он спросил меня, не соглашусь ли я выполнять некоторые задания сверх своих прямых обязанностей.
Так я начал разъезжать по всей республике. Я возобновил старые связи, с помощью пол-литров и четвертей приобрел новые знакомства, и уже через месяц этой моей деятельности случилось чудо. Пустовавшие полки нашего склада заполнились запчастями, материалами и прочими остродефицитными изделиями, шоферы перестали ругаться, простаивавшие по многу месяцев механизмы снова ожили, стройка начала выполнять план. Нашей работой были довольны и в головной организации, и я получил три тысячи крон внеочередной премии. Откровенно говоря, за прошедший месяц ублажение работников снабжения обошлось моему карману намного дороже, но я не сетовал, я был рад, что мои способности не пропали втуне и что я принес пользу делу.
Первое марта пришлось на понедельник. В этот день я должен был поехать на несколько дней в служебную командировку в восточную Чехию. Еще в пятницу я обсудил все детали нашей поездки с шофером и потому в понедельник не пошел с утра на работу, а ждал машину дома. Шофер заехал за мной позже, чем мы условились. Пепельно-серая старенькая «волга» появилась у дедова дома только в половине девятого. А до этого я слонялся по дому и по двору, с нетерпением поджидая машину и мысленно кляня безответственного шофера, которому было плевать на то, что я прибуду на место лишь под вечер и в тот день уже ничего не успею сделать.
Дядя видел, что я маюсь без дела, и пришел поболтать со мной.
— А я гляжу, ты еще дома, дай, думаю, посмотрю, что там у него стряслось, — сказал он.
— Не знаю, не знаю, где этот тип околачивается…
— Может, машина сломалась, — сказал дядя.
— Может быть, — ответил я и снова выглянул на улицу, которая вела к дому деда, не показалась ли там машина.
— Тучи собираются, похоже, снег пойдет, — заметил дядя.
— Только этого мне не хватало, — пробормотал я.
— Всю зиму не было снега, а тут вот на́ тебе, — рассуждал дядя, — нет, зима еще не кончилась, не отбушевала свое, к вечеру снег пойдет, помяни мое слово, пойдет снег.
— Смотрите не накликайте, нынче он мне ни к чему. Еще застрянем где-нибудь по дороге.
— И это может статься, — сказал он, потом помолчал немного, словно подбирая слова, и спросил: — А что, домой-то не заглянешь, детей проведать? Ведь поедешь через город, надо бы зайти, парень, и на рождество ты их не навестил, а они тебе писали и посылочку прислали…
— Перестаньте, дядя, — взмолился я. Мне было невмоготу слушать его, я знал, что он не хочет меня обидеть, и все-таки мысленно посетовал на его бестактность — ну чего он бередит мои раны. Впрочем, бестактность ли это? — Перестаньте, прошу вас.
Заезжать, не заезжать? Уже много раз я задавал себе этот вопрос, но никогда на него не отвечал. Каждый раз я малодушно откладывал его решение на будущее. Не сегодня, после, потом, я еще не готов к этому, у меня еще нет для этого сил, говорил я себе. Пусть послужит мне оправданием, что я хорошо знал себя, понимал, что означала бы подобная, хоть и недолгая, остановка в моем бывшем доме. Это был бы, собственно, первый, но скорее всего решающий шаг к окончательному возвращению. Вернуться после того, что было, — вернуться в подобном случае равносильно плюнуть самому себе в душу! Вернуться — значит пойти на компромисс, на первый крупный компромисс с собственными убеждениями. Первый компромисс, за ним последуют другие, компромиссы во всем и со всеми, и вот ты такой же, как и те, кого презирал всей душой… А зачем, собственно, во имя чего? Ради счастливого детства моих детей, говорил мне внутренний голос, разве этого мало, ведь это самый веский аргумент, взгляни на весы, чашечки их склоняются к детям…