Угас огонь, перестали они упираться, сами в печь полезли. Сидят мерзнут. А Дрожун развел в уголке огонь, греется, никого близко на подпускает. Они такой крик да шум подняли, что король в своих покоях до утра уснуть не мог. Утром король спрашивает, что за шум, что за крик ночью был. Отвечают ему, что это пятеро друзей в печи колобродили. А король не верит:
— Нет, — кричит, — от них должны одни уголья остаться!
Тут привели к нему всех пятерых, глядит король — четверо от холода трясутся.
— Ну, — удивляется король, — теперь я вижу, что мне с вами не сладить. Ступайте золотые груши рвать.
Повел он их через высокие горы. Шли они долго-предолго, пока не добрались до огромного озера.
— Глядите, — говорит король, — вон там, посреди озера луг, на лугу дерево растет, — на дереве, на самой макушке, три золотые груши. Коли озеро выпьете, то я не против, можете груши сорвать. Иначе вам туда не добраться. Вода никого не удержит.
— Поди-ка выпей! — вздохнули четверо — и уже навсегда с грушами распрощались: озеро-то без конца, без краю, даже дерева не разглядишь!
— Давайте, пейте, — говорит вдруг тот, которого возле реки нашли.
— Ты и пей, — отвечают остальные, — коли тебе это на роду написано.
— Ну, наконец-то, я свою жажду утолю! — вскричал он радостно, улегся на берегу и выдул все озеро, словно кружку вина, а потом поднялся, обтер рот рукавом, улыбается:
— Вот теперь я напился! — говорит.
Зашагали наши друзья по сухому дну на луг, к трем золотым грушам, а те сами в руки Кафтанчику просятся. Он шапку подставил, а груши уже там лежат. И вдруг все исчезло: и дерево, и горы, и король и возник перед ними расколдованный оживший край. Пошли наши друзья восвояси. Где бы они ни проходили, всюду люди благодарили Кафтанчика — своего короля освободителя! А красавица-волшебница больше не упрямилась и отдала ему свою руку. И зажили все счастливо: и тот, который набегался, и тот, который наелся, и тот, который согрелся, и тот, который напился, и сам Кафтанчик с молодой женой.
Шурьенка и Атальенка
Жили когда-то старый дед и бабка. Украла бабка девочку. Звали девочку Атальенка. Выучила бабка Атальенку всяческому колдовству. Девчонка была проворная, по душе бабке пришлась: она во всём ей помогала. И начала бабка над дедом насмешки строить: у неё, мол, у бабы, девчонка есть, а у него никого нет.
Рассердился старик и украл он мальчика по имени Шурьенка. Стал его школить, да на свой манер учить, но ведь недаром говорится, не будет из карася порося — до того был Шурьенка тупой. И никак не может ничему выучиться! Сколько раз бедолага слезами умывался, как начнёт его старуха бранить, а дед то на неё, то на Шурьенку кричит.
День ото дня старуха всё злее! Однажды выгнала она Шурьенку на работу.
— Слышь ты, дурень, — кричит, — коли на той горе до вечера все деревья с корнем не выкорчуешь, не сносить тебе головы!
Взобрался Шурьенка на гору, пыхтит, кряхтит, ни одного дерева вытащить не может. Сел и заплакал. А тут Атальенка пришла, обед принесла. Увидала, что он плачет, спрашивает:
— Ты чего?
— Как же мне не плакать? — отвечает Шурьенка. — Старуха приказала все деревья на горе до вечера выкорчевать, а я не могу ни одного пенька вырвать. Боюсь домой идти, ведь она меня убьёт!
— Не бойся, Шурьенка, — утешает его Атальенка. — Пообещай, что не бросишь меня ни в горести, ни в радости, а я тебе помогу.
— Ах, душенька моя, всё тебе пообещаю, только помоги!
— Ну, коли так, садись, да ешь!
Пока Шурьенка ел, Атальенка выкорчевала все деревья и ушла. Вернулся Шурьенка домой, а старуха на него набросилась:
— Ну, что, выкорчевал?
— Все, до последнего пенёчка! — хвалится Шурьенка.
Не понравилось это старухе, давай ворчать, криком кричать, весь дом на ноги подняла: ей, мол известно, что Шурьенка с Атальенкой замышляют, какие козни за её спиной строят! Бесновалась, бесновалась, пока спать не легла, с тем и уснула.
На другой день велела она Шурьенке с большим мешком в лес идти и полный мешок мух наловить. Не наловит — тут ему и конец!
Пошёл Шурьенка в лес, ни одной мухи поймать не может. Сел и заплакал. Тут Атальенка пришла, обед принесла, пожалела Шурьенку, опять спрашивает, будет ли он ей верен и в горе и в радости.
— Буду, душенька моя, буду, только не отдавай меня старухе на растерзание!
Атальенка велела ему обедать, и пока он ел, наловила полный мешок мух. Но только Шурьенка с мухами домой возвратился, поднялся в доме крик. Старуха уснуть от злости не может. До самой полуночи в голос орёт, что Шурьенка с Атальенкой против неё что-то замышляют.