На третий день послала старуха Шурьенку на мельницу, велела мух смолотить и вечером муки принести.
Пошёл Шурьенка на мельницу, а мельник не даёт ему жернова поганить.
Сел Шурьенка и заплакал.
Подоспела Атальенка с обедом:
— Ну, Шурьенка, клянёшься в третий раз, что не оставишь меня ни в горе, ни в радости? — спрашивает она.
— Клянусь, всё тебе обещаю, только спаси меня! — отвечает Шурьенка.
— Ну, смотри, не забудь, что мне сейчас обещал! — говорит Атальенка и подаёт ему обед.
Пока он ел, Атальенка всех мух превратила в муку и говорит Шурьенке:
— На этот раз тебе от старухи не спастись. Она всё знает и надумала тебя в печи изжарить и съесть. Но если ты останешься мне верен и возьмёшь меня с собой, я тебе помогу из беды выпутаться. Вечером бабка тебя спать пошлёт, как ни в чём не бывало, а я начну посуду мыть. Как звякну тарелками в первый раз, ты просыпайся, как звякну во второй — вставай, а в третий — прыгай в окно, а я за тобой, вместе убежим.
Сказала Атальенка и ушла, а Шурьенка вечером принёс муку и, дрожа от страха, как осиновый лист, отдал её старухе. Та опять давай браниться да кричать, что Атальенка с Шурьенкой спелись. Потом вдруг притихла, накормила его ужином и послала спать. А старику тем временем печь велела топить. Когда вытопит, чтоб старуху будил.
Но Атальенка напоила его хмельным вином, свалился дед у печи на лавку и уснул мёртвым сном, не заметил даже, как кочерга сгорела.
Атальенка тарелки моет. Раз звякнула, два звякнула, как в третий раз звякнула, Шурьенка-то из постели в окошко и выскочил. Атальенка во все углы плюнула, ведьмины сапоги схватила и вслед за Шурьенкой кинулась.
Утром старая проснулась, как заорёт:
— Атальенка, погляди, протопилась ли печка?
Тут из одного угла отзывается:
— Сейчас, только оденусь!
Через минуту старуха снова закричала, из другого угла кто-то откликнулся:
— Сейчас!
Обозлилась ведьма, из постели выскочила, видит: изба пуста, старик на лавке храпит, а в печи погасло.
Накинулась старуха на деда, честит его на чём свет стоит, дубинкой охаживает, вслед за беглецами посылает.
Старик надел сапоги, что в углу остались и зашагал. Шаг шагнёт — верста позади.
Заметила его Атальенка, обернулась розой, а Шурьенку сделала острым шипом. Ничего старик поделать не смог, обратно домой вернулся.
— Ступай ещё раз! — шумит старуха.
Хочешь не хочешь, пришлось идти. Напялил дед другие сапоги — что ни шаг — две версты.
Заметили его беглецы, превратились она — в часовню, он — в попа.
Ничего с ними старик поделать не может, вернулся домой, и сказал жене, чтоб сама за ними бежала.
— Уж я-то их не упущу! — зашипела ведьма, уселась на помело и полетела за ними в красном облаке. Вот-вот догонит!
Но нет — превратились тут Шурьенка в полноводную реку, Атальенка — в уточку.
Хотела было старуха реку выпить, чтоб птицу схватить, стала пить да лопнула, тут ей и конец пришёл! А Шурьенка с Атальенкой стали снова сами собой. Шли-шли, пока не пришли в ту страну, где Шурьенкины родители жили. А были они король с королевой. Велел Шурьенка Атальенке во дворе подождать, пока он родителям всё расскажет.
Да только позабыл Шурьенка Атальенку! А вскоре задумал свадьбу с другой играть. Гости из замка выходят — видят на дереве возле колодца девица-красавица сидит.
Позвали её в замок, посадили за стол. Она за стол села, достала из кармана золотой ларец, а в нём два голубка целуются. Девушка говорит:
— Сидят голубки милуются, ровно Шурьенка с Атальенкой!
Узнал тут Шурьенка свою Атальенку и взял в жёны, а ту, другую прочь послал.
И стали они жить вместе, как два голубка, и до тех пор жили, пока не померли.
Гордячка
Что было, то было, а когда — не знаю.
Старая Недотепа про то знала, да молчала, и когда я спросила, говорила, что позабыла, сама как щепка тоща стала, но тайну не раскрыла, а потом и дух испустила.
В зеленой роще стояла избушка, а в той избушке жила бедная вдова со своим маленьким сыном. Пока жив был муж-лесник, она не знала, что такое бедность. А как помер, туго ей пришлось.
Стала бедная женщина в лес ходить по ягоды, по малину, по грибы, по орехи лесные. Добрые люди давали ей за них кто крупы немного, кто мучицы, кто сальца кусок, кто молока кринку.