Сказал и ушел.
Осталась Ганка одна. К прялке и подойти-то боится. Ведь она даже нитку ссучить не умеет.
Стоит она и горестно эдак причитает:
— Ах, я несчастная! Опозорилась перед всем светом! Почему мать не научила меня прясть и другую работу работать, как моих сестер? Я бы дома сидела! А теперь ни за что пропаду, бедная моя головушка!
Вдруг расступились стены, и перед испуганной Ганкой вырос маленький мужичок. На голове красный колпачок, вокруг пояса фартук повязан, золотую тачку впереди себя толкает.
— Отчего это у тебя глазки заплаканы? — спрашивает он у Ганки. — Или что стряслось?
— Как же мне бедной не плакать! — отвечает Ганка. — Вы только подумайте, приказано мне к утру всю кудель в золотые нитки ссучить! А коли не выполню приказа, меня без суда казнят. Что мне здесь бедной делать среди чужих!
— Ну, это пустяки, — отвечает мужичок, — не бойся! Я тебя научу прясть золотые нитки. Но ты должна обещать мне, что ровно через год придешь на это самое место. И если не угадаешь, как меня зовут, — придется тебе за меня замуж идти. И я тебя увезу на этой тачке. А коли угадаешь, я оставлю тебя в покое. Только знай, тебе от меня никуда не укрыться. Хоть на небо улети, найду и голову оторву. Ну как, согласна?
По правде говоря, Ганке это предложение не слишком по вкусу пришлось. Но что ей оставалось делать? Она и говорит:
— Все равно мне пропадать! Будь что будет! Согласна!
Услыхал мужичок, обежал вокруг нее со своей золотой тачкой, уселся под прялку и забормотал:
Учил, учил и выучил ее прясть золотые нитки.
А потом, откуда явился, туда и удалился. Стена его пропустила и сама за ним сдвинулась.
Наша, теперь уже в самом деле, золотая пряха, села к прялке и стала прясть. Золотых ниток все больше, а кудели все меньше. До утра все сделала и еще и выспаться успела.
Утром господин только с постели встал, тут же оделся и отправился на золотую пряху посмотреть.
Вошел в комнату, чуть не ослеп от блеска. Глазам своим не верит, неужто это настоящее золото. Но, когда убедился, обнял свою невесту и велел немедля свадьбу готовить.
Сыграли свадьбу и зажили они дружно и весело. И если раньше муж любил Ганночку за золотую пряжу, то сейчас стал любить во сто крат крепче: ведь она родила ему прелестного сына!
Ну, а что было дальше? Как ни хороша песня, а кончается. Счастье наших молодых тоже оказалось не вечным. День бежал за днем, день за днем, оглянуться не успели, как год пролетел.
Час от часу Ганка все печальнее становится. Глаза от слез покраснели, места себе не находит. Шутка ли, потерять разом доброго мужа и любезного сыночка! Муж-бедняга ничего не ведает и утешает жену, как может.
Но Ганка оставалась безутешной. Как подумает, что вместо милого мужа будет у нее плюгавый коротышка — чуть с горя на стенку не лезет. В конце концов не выдержала и все мужу-то и рассказала. Тот от страха побелел, как стена. И приказал объявить по всей округе: кто знает имя мужичка-невелички, получит за сообщение кусок золота величиной с голову.
— Эх, вот бы такой кус золота отхватить! — шепчет сосед соседу. Кинулись на поиски, все уголки обшарили, только в мышиные норы не заглянули. Да где там, ищи иголку в стоге сена! Никто, ни одна живая душа коротышку не знает, и не может угадать его имени.
Наступил последний день. А о мужичонке ни слуху ни духу. Наша Ганка глаз не осушает. Муж-бедолага, чтоб жениных мук не видеть, вскинул ружье на плечо, взял свору гончих и отправился на охоту.
Дело было под вечер. Вдруг на небе молнии засверкали. Ливень, как из ведра ливанул, хороший хозяин собаку из дому не выгонит. Слуги забились кто куда. И остался хозяин в незнакомом лесу, мокрый, как мышь, с одним-единственным слугой.
Где укрыться от страшной бури? Где обсушиться? Озираются слуга и хозяин, может поблизости хоть пастуший шалаш увидят? Нигде ничего.
Они, было, всякую надежду потеряли. Вдруг видят из норы, под камнями, дым клубами валит.
— Ступай-ка, милок, погляди, — говорит хозяин своему слуге, — где дым, там и люди. Попроси, чтоб нас на ночь приютили.
Ушел слуга, но вскоре вернулся:
— Нет, — говорит, — там ни дверей, ни шалаша, ни людей.
— Ох, ты и нескладеха, — рассердился хозяин, а зубами дробь выбивает, — я сам пойду, а ты тут в наказание мокни и мёрзни.