Утром судья глаза протирает, ничего понять не может — неужто его господские палаты за одну ночь в мужицкую избу превратились?!
Тут подходит к нему жена и говорит:
— Не правда ли, муженек дорогой, тебе хорошо спалось? Видишь, и в крестьянской халупе сладко спится. Давай здесь навсегда останемся.
— Ты что это вытворяешь? Как ты посмела?
— Ты же сам разрешил мне взять с собой, что мне всего дороже. Вот я тебя и взяла!
— М-да! — думает судья, — видать, мне с женой умом тягаться — только время терять!
И все у них опять пошло по-доброму да по-хорошему. Вернулись они домой и ее отца с собой захватили! И всю жизнь гордился судья своей умной женушкой!
Дюра-дуралей
Значит, дела у нас такие: жила на свете женщина и был у неё единственный сынок. Звали его Дюра. Очень матушка своего сыночка любила, и так и эдак с ним нянькалась, никуда не пускала, ничегошеньки делать не давала. Подрос Дюра, нигде не бывал, никого не видел. Ничего-то он не знает и ничего не умеет.
Как-то раз пришлось всё-таки матери отправить его в люди, и сразу на ярмарку. У неё-то у самой, нога разболелась. Всё она Дюрке растолковала, что делать да как!
— Ступай, — говорит, — сынок, на ярмарку. Купи мне сито, муку сеять. Старое совсем прохудилось, да и пора ему, оно мне от бабушкиной бабушки досталось. Только гляди, не покупай частое, а купи редкое. А чтоб не забыть, всю дорогу повторяй: сито редкое, сито редкое!
— Сито редкое, сито редкое! — послушно повторил Дюрко и побежал через поле на ярмарку.
А на том поле пахари землю пашут, жито сеять собираются. Слышат, бежит парень, что-то бормочет и показалось им будто он кричит:
— Жито редкое, жито редкое.
— Эй, дуралей, вот мы тебя! Ты зачем нам плохого урожая желаешь?
Схватили дубинку и как следует отлупили Дюрку.
— Будешь теперь помнить: говорить надо — посильнее да почаще!
— Посильней да почаще! — повторил Дюра и дальше побежал.
Добрался до трактира, а там два парня друг друга мутузят.
— Посильнее да почаще! — кричит им Дюрка.
— Ах ты, такой-сякой! Еще подначивать! — накинулись на него парни. — Молчал бы лучше! — И задали ему трепку.
Совсем наш Дюра растерялся. Начисто позабыл, зачем его мать посылала. Прибежал на ярмарку, стоял, стоял, думал, думал, заплакал и домой пошел.
— Ты что, Дюрка, плачешь? — спрашивает мать.
— Да меня поколотили!
— За что?
— А я им сказал…
— А что сказал-то?
— Да позабыл!
— Дуралей ты, дуралей, надо было тебе от них убежать.
— Так ведь я бежал и домой прибежал.
— Вот и молодец, я-то ведь тебе денег не дала. На, возьми денежки, да купи мне… нет, не сито, старое еще послужит, купи сковородку на трех ножках. Старая уже прохудилась.
Бежит Дюрка, денежку в кулаке мусолит. Добрался до города, схватил сковородку на трех ножках, денежку на землю бросил и назад побежал. Видит — на дороге птичка-невеличка скачет. Он за ней. Птичка в кусты, Дюра за ней, но мешает ему что-то. Глянул — а это сковородка!
— Ах ты, трехногая, ты мне еще мешать будешь! — кричит он. — Ступай домой сама. У тебя три ноги, а у меня только две!
Положил сковородку на землю и опять за птичкой кинулся. Не поймал, домой побрел. У дверей спрашивает:
— Матушка, пришла сковородка домой?
— Ах ты, Дюра-дуралей, как она придет, коли ноги у нее не двигаются!
Так и живет Дюра-дуралей.
Не знает мать, что с ним дальше делать. Думала-думала, наконец надумала.
— Надо его женить. Жена из него человека сделает.
Послала его на смотрины в соседнюю деревню.
— Ступай, — говорит, — к Халабалам, к Катруше, помнишь, еще ее мать к нам хаживала. Там уже знают, что ты явишься. Да сиди тихонько, не то опять какую-нибудь глупость выкинешь.
Пошел наш Дюра, около домов бродит, не знает, в который войти. К счастью, видит — Катрушина мать на крылечке стоит. Встретила она его, в дом позвала. Лавку обтерла, Дюру к столу усадила. Для первого знакомства испекла в золе яички вкрутую. На тарелку положила, десять раз поклонилась. Отведай, мол, гость дорогой. Но Дюра к угощению не притронулся. Сидит, под нос себе что-то гудит. Что с ним делать? Рассовала ему Катрушина мать яички по карманам и домой отправила.
— Ну, как там, да что там? — спрашивает Дюру матушка.
— А что? Встретили-приветили. Лавку обтерли. И яички в золе испекли. Где же они? Ага, вот, в карманах.
— Почему же ты их не съел?
— Так ведь вы же велели сидеть смирно да тихо и больше ничего не наказывали.