От многомесячного пребывания за столом стала побаливать поясница.
Осенью Марина купила мне туристическую путёвку в Египет. На две недели. Так я оказался в одном из бунгало на берегу Красного моря. Народа было мало. Туристический сезон увядал. Никто, кроме охранников с автоматами, не видел, как я ежеутренне направлялся к пляжу и, сбросив одежду, входил в море.
Как обычно, я плавал на спине, и первые дни чувствовал себя заржавленным часовым механизмом, который кто‑то спокойно разбирает на части, заботливо чистит, смазывает и снова потихоньку собирает.
Плыл и часто думал о том, что где‑то здесь Бог на время раздвинул Красное море, чтобы дать дорогу Моисею и его народу, бегущему от фараона и его войска.
Правее от меня тянулся длинный причал, где ночевали экскурсионные суда, далеко слева виднелся уходящий в море пустынный мыс.
Я уплывал далеко, но почти всегда доносился сквозь воду звук каких‑то ремонтных работ на причале, рокот запускаемого судового двигателя.
На пятое утро, сбрасывая с себя футболку и спортивные брюки, я почувствовал, что нахожусь на пляже не один.
У берега, там, где приливная волна вылизывала мокрый песок, стояла большая белая цапля.
Таких я когда‑то видел во множестве на Ниле у Асуана, который находился поблизости отсюда‑за полосой пустыни, в нескольких десятков километров.
Цапля изучающе смотрела на меня.
Заходя в воду, я подумал, что своим движением вспугну её и она улетит. Но цапля продолжала стоять на месте и глядеть вслед.
Это замечательно, когда ты не один, и кто‑то смотрит тебе вслед.
Я плыл с необыкновенной лёгкостью. Происходила адаптация, я восстановился, а впереди у меня ещё было целых девять счастливых дней. Поглядывал на берег, где белым маячком стояла цапля.
Когда я приплыл назад, она взмахнула большими крыльями, с трудом преодолела земное тяготение и улетела куда‑то в сторону Нила.
На следующее утро она снова была тут как тут.
Теперь мне плавалось все вольней. Цапля как дежурный врач неотрывно следила за мной.
На берегу не было ни камышей, ни лягушек, ничего, что могло бы её интересовать.
Другим утром я принёс ей жареную сардинку, взятую накануне во время ужина в ресторане. Подкинул ей. Цапля голенасто шагнула к моему угощению, опустила голову с длинным клювом, потрогала им рыбёшку, ухватила. И решительным движением отшвырнула в сторону.
Каждое утро заставал её на посту.
Наступил предпоследний день моего пребывания на Красном море. В Москве начиналась зима, и мне хотелось невозможного — наплаваться вдосталь, в запас. Что я н делал, раздумывая о загадочном поведении цапли.
Резкие тревожные гудки заставили приподнять голову. Прямо на меня, совсем рядом, пёрло большое судно с острым форштевнем. Еще минута, и оно могло ударить меня всей своей махиной. Или разрезать.
Я отчаянно заработал руками и ногами, уплывая в сторону. К моему ужасу, корабль поворачивался вслед за мной, надвигаясь.
Из последних сил я рванул к берегу. Заметил цаплю. Подумал, что, вероятно, это последнее, что мне суждено увидеть перед смертью. Я сделал ещё рывок, и в этот момент судно сработало задним ходом, стало отдаляться. Оказалось, оно разворачивалось, чтобы встать кормой к причалу.
Цапля взглянула на меня, когда я вышел на сушу. Взмахнула крыльями.
И больше мы с ней никогда не встречались.
ЦВЕТЫ ЦУКИНИ.
В Италии из цукини (кабачков) чего только не готовят. Как‑то утром Лючия угостила меня оладушками с запечёнными внутри цветами цукини!
Я ел, запивал кофе и вдруг вспомнил о бедных горцах Северной Осетии, живущих среди голых скал, у развалин древних сторожевых башен. Они там делают для детей сладкие пироги, запекая внутрь свекольную ботву. Если есть мука, если есть на чём развести костёр.
ЦИТАТЫ.
Самое катастрофическое, что могло быть сделано с живым словом Евангелия, — расчленить его на цитаты, растащить в разные стороны, каждый в свою. И жонглировать ими.
А ещё я сам видел, как мужчина и женщина, видимо, с надеждой пришедшие в храм, выслушав дежурную проповедь священника, полную благоглупостей, пожали плечами. И вышли вон.
Проповедники говорящие не от сердца, а от цитаты, какой бы знаменитой она ни была, зачастую являются виновниками того, что людей, поступающих в жизни так, как заповедал нам Христос, очень мало.
Омертвляет живое слово Евангелия тьма суетных профессионалов, зарабатывающих деньги. Христос и его апостолы не получали никаких зарплат, никаких гонораров.