Ч
ЧАС БЕГУЩИХ ВДОЛЬ АДРИАТИЧЕСКОГО МОРЯ.
Это время от семи до восьми утра, когда, сидя на пластиковом стуле, я пишу за одним из круглых столиков с дыркой, куда позже воткнут складной пляжный зонт. А пока, кроме меня, на огромном пространстве песчаного пляжа никого нет. Только ряды таких же белых круглых столиков да разгуливающая между ними стайка голубей.
Почему‑то отвлекаешься от блокнота именно в тот момент, когда далеко справа из сизого туманца возникает что‑то тёмное. Довольно быстро оно превращается в фигурку бегущего по мокрому песку чернокожего человека.
Коренастый, одетый в чёрную безрукавку, чёрные шорты, массивные чёрные кроссовки с высокими белыми носками, он бежит, набычив голову, сжав кулаки. И очень напоминает жука. Если бы жуки могли бегать на задних лапах.
Промелькнув мимо меня, он постепенно исчезает слева в солёной дымке, чтобы через час возникнуть вновь и скрыться до следующего утра.
А вот опять появляется девочка лет пятнадцати. Длинные чёрные локоны во время бега падают ей на лицо, и она упрямо откидывает их взмахом головы. Ни полнота, ни болезни, кажется, не грозят этому юному существу. Но она в движении. Бежит, удаляется на фоне моря.
Позже всех появляется третий бегун. Окостеневший старик в выгоревшей майке и пёстрых трусах. Сутуло плетётся трусцой, героически пытаясь удрать от смерти.
С течением дней все трое стали кивать мне на бегу. Я тоже приветствовал их жестом римских императоров.
К восьми утра час бегунов почему‑то кончался. Тут‑то я входил в море и начинал свой заплыв.
ЧЕПУХА.
Во время исповеди я жаловался отцу Александру на самого себя. Теперь не упомню, о чём конкретно говорил.
Он слушал, слушал. Потом обнял меня за плечи, прижал к себе и жарко сказал:
— Чепуха. Какая это все чепуха! Вы счастливый человек, должны помнить об этом всегда. Живите весело!
ЧЕСТОЛЮБИЕ.
Ника! Меня пугает твоё честолюбие. С тобой становится невозможно играть в какие‑либо игры. Ты не умеешь проигрывать.
Приключения жизни научили меня извлекать уроки из каждой неудачи. Однажды я был ошеломлён, когда до меня наконец дошло, что всякая неудача — это перст судьбы!
Ну, например, школьником, как человек, тоже заражённый честолюбием, я страшно переживал, оттого что мои стихи не печатали ни в «Пионерской правде», ни где‑либо ещё.
Трудно даже представить себе, каким позором были бы теперь для меня эти публикации.
Всему своё время. Впервые об этом сказала Библия устами мудреца Экклезиаста.
Неудачи неожиданно приводят к неслыханным удачам.
А настоящее честолюбие заключается в том, чтобы беречь свою честь. При этом никакие проигрыши не страшны.
ЧИТАТЕЛЬ.
Кораблик моей книги приближается к концу алфавита, где я должен буду бросить Якорь.
Спасибо тебе, читатель, за то, что ты до сих пор со мной. Когда я пишу, вижу лучистые глаза своей Ники и чувствую рядом твоё, читатель, плечо.
Скоро–скоро мы доплывём, и вот что я должен тебе сказать: автор — не какой‑то чванный, заоблачный житель. Всем присуще чувство одиночества. Если после чтения этой книги возникнет потребность о чём‑то спросить, просто глянуть в глаза друг друга — сочту за честь.
Ш
ШАГ.
Сделать шаг вперёд от прежнего самого себя возможно, только сделав шаг внутрь себя. Все остальные, внешние метания — пустое дело.
Лунный шаг американского космонавта Нейла Армстронга, в сущности, ни к чему новому не привёл.
Космос, сокровенно присутствующий в каждом человеке, можно открывать, только углубляясь в себя шаг за шагом. Чтобы путешествие было безопасным, необходим проводник. Христос.
ШАРМЕР.
Так на французский лад называют немногочисленную породу мужчин обладающим неким гипнотическим влиянием — шармом.
У шармера, как правило, низкий голос — баритон, что особенно чарует окружающих. Шармер быстро переходит на фамильярные отношения со всеми и как бы между прочим извлекает из этих отношений свою выгоду.
Если гипноз этого вальяжного пустобрёха на кого‑то не действует, он немедленно прекращает свои притязания на того человека. И принимается за другого.