Ранний А. производится в течение первых 14–15 недель; поздний А. — в 16–28 недель. Искусственный (артифициальный) А. выполняется врачом-специалистом в более поздние сроки и возможен лишь по жизненным показаниям. Самопроизвольный А. — прерывание беременности, происходящее без преднамеренного внешнего вмешательства; у здоровых женщин встречается редко. См. Выкидыш
В народной медицине в качестве абортивных средств используются отвары различных трав (петрушка, душица, сенна, анис, зверобой, календула, гвоздика полевая и др.), а также баня, горячие ванны, поднятие тяжестей, прыжки с высоты и т. п.
С древних времен А. считается моральным табу, поскольку в сознании людей убийство эмбриона приравнивается к убийству уже рожденного человека. В клятве древнегреческого целителя и философа Гиппократа, которую до сих пор произносят выпускники медицинских вузов, говорится: «Я никогда не дам женщине абортивного средства». Христианская мораль считает А. тяжким грехом, наравне со смертоубийством. Известный итальянский юрист Рафаэль Балестрини утверждал: «Самым верным доказательством полного нравственного падения народа будет то, что аборт станет считаться делом обычным и абсолютно приемлемым». В странах с высоким уровнем религиозного самосознания (Италия, Польша, Ирландия и др.), регулярно возникает острая полемика по поводу допустимости А. Сторонники настаивают на том, что запрет А. нарушает естественные права человека.
В СССР до 1936 А. производился только в лечебных учреждениях. С 1936 по 1954 искусственное прерывание беременности было запрещено законом. В настоящее время этот запрет снят.
«Жениться будешь, поганец, или на аборт девку погоним?»
А. /устар./: абактия /лат. abactio
Тема А. отражена в «Записках юного врача» М. Булгакова, «Казусе Кукоцкого» Л. Улицкой и в целом ряде др. художественных произведений:
«— …А позвольте узнать, видели Вы когда-нибудь абортивного ребенка, — спросил Хэррис, — то, что вынуто из чрева?
— Нет, не видел.
— А мне довелось однажды. Он лежал в стеклянной банке с формальдегидом в шкафу у моего приятеля — доктора. Не знаю, откуда он у него взялся, только приятель сказал мне, что, если бы его не абортировали, получился бы нормальный ребенок, мальчик. Да, это был эмбрион, как вы изволили выразиться, и вместе с тем это был уже маленький, вполне сформировавшийся человечек: забавное личико, ножки, пальчики, даже крошечный пенис.
Знаете, что я почувствовал, глядя на него? Мне стало стыдно. Я подумал, а где же, черт подери, был я, где были все порядочные, еще не утратившие человеческих чувств люди, когда совершалось убийство этого беззащитного существа?
— А вам известно, — спросил Хэррис, — что через восемь недель после зачатия у зародыша уже намечено все, что положено быть у новорожденного ребенка? А на третьем месяце зародыш выглядит как ребенок».
Поспешно совершеный в молодости А. впоследствии зачастую приводит к тяжелым мучительным страданиям.
«Как могла я это сделать сегодня, когда я уже годы мучусь о том, что я сделала очень давно, когда-то, в незапамятной молодости, в непоправимый день… Я тоже тогда сказала ребенку: "Ты мне не нужен — иди назад в хаос…". Тот был еще меньше, совсем без сил со мной спорить (назвать себя даже — "я"). И легко, уверенная в своем праве, я отняла у него жизнь, в которую он стучался. Какой невероятный позор самочинства! Я не отворила ему дверь в свой молодой дом — сыну, дочери; не дала детству погреться у моего очага, со мною. "Мне, деточка, трудно впустить тебя… " В зажженную елку, в кусты сирени, в звездное небо, в потонувший в луне сад. Для удобства тех лет я выкинула за борт его душу и тело — без возможности постучаться в двери жизни вторично. Я не открыла ребенку дверь в его дом. Единственную, в которую ему было дано постучаться! Что помогло мне справиться с немыслимостью этого преступления, стряхнуть его с себя, и жить дальше десятилетия, и радоваться всему тому, что я отняла у моего ребенка, чего моя мать не отняла у меня. То узаконенное равнодушие взрослых, как я, привычка к этому, повторяемому людьми, преступлению? Оправдание его, звучавшее так «праведно», как может преподать только один сатана, — что будет даже для блага этого не пущенного в мир ребенка и нужно было, чтоб не страдал он от стесненных "условий жизни" или "трудной эпохи", — отнять у него саму жизнь! …И не потому ли я одна — уж который год, в одиночестве, в сугробах и зелени, не потому ли мой дом — мертв, что когда-то, когда ее во мне было так много, — я отняла у существа — жизнь… "