Впрочем, так ли важна эта общность восприятия для наших отношений? И имеет ли значение то, что мы оба пьем кофе по ночам и оба ездили в Барселону после окончания школы? По большому счету стоит ли придавать значение тому, что мы оба, как выяснилось, боимся щекотки и любим собак больше, чем кошек? Не являются ли эти общие черты лишь временными привязками, данными нам до тех пор, пока мы не сможем предъявить что-то по-настоящему свое — общее и действительно важное?
Мы оба, оказывается, любили наборы для живописи, где на холсте уже нанесены контуры предметов и цвета размечены номерами. И оба всегда начинали писать с зеленого цвета. Да-да, это наш общий любимый цвет! А вот это — как мы с тобой решили — уже кое-что значит!
alfresco, adv.
за городом, нареч.
Мы просто больше не могли оставаться в городе — ни минуты. В общем, мы прямым ходом пошли в прокатную контору, взяли первую попавшуюся машину (какой там заказ, взяли, что было) и поехали куда глаза глядят, лишь бы на природу. Ты за рулем, а я сажусь на телефон и довольно быстро нахожу небольшой домик на пару дней. Заехав в какой-то супермаркет, мы закупаем столько еды, что хватит не то что на выходные, а, наверное, и на всю следующую неделю.
На улице свежо, но не холодно, и мы вытаскиваем кухонный стол на лужайку. Ветер быстро задувает свечи, и мы даже не пытаемся зажечь их вновь. Зачем? Ведь впервые за все время, что мы вместе, над нами мерцают звезды. И их так много, что нам светло.
Вино задает тон беседе — неспешной, похмельному сбивчивой, не то чуть грубоватой, не то игривой.
— Люблю ужинать на воздухе, — говоришь ты, а я посмеиваюсь. — Ты чего? — спрашиваешь ты.
— Глупышка, мы же не голые, — поясняю я.
Теперь твоя очередь смеяться.
— Да я не о том. Впрочем, разве ты не чувствуешь себя так, словно с тебя сняли всю одежду?
Ты замолкаешь и жестом предлагаешь мне прислушаться к окружающему пространству. До нас доносятся звуки ночного леса, шелестящий воздух касается наших лиц. Вино играет моими мыслями. Небо — такое близкое. И ты смотришь требовательно: мне обязательно нужно все это услышать, почувствовать.
Мы обнажены перед миром, открыты ему. И мир — обнаженный — открывается нам.
aloof, adj.
отчужденный, нареч.
Я всегда так делаю. Еще со школы люблю задавать этот вопрос:
— О чем ты сейчас думаешь?
Это всегда — от отчаяния. Я знаю, что все равно мне никто честно не ответит, что все пойдет не так. И все-таки я продолжаю надеяться: а вдруг сработает?
anachronism, n.
анахронизм, сущ.
— Пойду договорюсь насчет лошади с повозкой, — скажешь ты.
А я отвечу:
— Подожди. Я думал, мы катер на воздушной подушке закажем.
anthem, n.
гимн, сущ.
Наше шестое (может быть, седьмое) свидание. Я готовлю ужин, а ты вызываешься разобраться с посудой. Ты не даешь мне даже помочь тебе вытереть тарелки. А потом ты садишься рядом со мной и кладешь ноги мне на колени. От тебя слегка пахнет кухней — стряпней и моющим средством. Я наливаю тебе второй бокал «нашего» дешевого вина. Ты тяжело вздыхаешь: ощущение такое, словно мы только что дали банкет на тысячу персон, а про обслуживающий персонал забыли и за всех официантов и судомоек отдуваться пришлось тебе одному.
Мы молчим. Мне становится не по себе: неужели это все? Мы так недавно знакомы, что я все еще пугаюсь каждой паузы в разговоре. А вдруг это первый знак того, что нам вскоре нечего будет сказать друг другу? Мне все еще хочется производить на тебя впечатление, хочется впечатляться тобой, чтобы потом делиться своей впечатленностью с друзьями и подругами: вот, мол, как у меня все… Я еще не верю, что это происходит со мной на самом деле.
— Если бы тебе пришлось стать целой страной, — ни с того ни с сего говорю я, — какой у тебя был бы гимн?