Губернатор посмотрел на название книги — «Его Превосходительство Дурак».
Он швырнул книгу в огонь.
Враг, потерпевший поражение в двухдневном сражении у Питсбург-Лендинга, несолоно хлебавши вернулся в Коринф, откуда пришел. За явную некомпетентность Грант, чью потрепанную армию спас от уничтожения и захвата военный азарт и искусство Бьюэлла, был освобожден от командования, которое, однако, передали не Бьюэллу, а Хэллеку, человеку сомнительных способностей, теоретику, пассивному и нерешительному. Шаг за шагом его войска, каждый раз разворачивающиеся в линию фронта при встрече с вражескими застрельщиками и строящие траншеи против мифических колонн противника, преодолели тридцать миль болотистой и лесной местности, чтобы встретиться с врагом, который ускользал от контакта, как призрак при первом крике петуха. Это была кампания «волнения и шума на сцене»[15], разведок, противоречий типа «испорченного телефона» и контрприказов. В течение недель этот торжественный фарс приковывал всеобщее внимание, отвлекая известных граждан от политических сражений ради возможности, ничем не рискуя, проникнуться ужасами войны. Среди них был уже известный нам губернатор. В штабе армии и в лагерях воинских частей своего штата он был привычной фигурой, там он появлялся с несколькими сотрудниками из близкого окружения, все — верхом, безукоризненно одетые и в цилиндрах. Они излучали неисчерпаемое обаяние, создавая впечатление, что за морем суровой борьбы лежат благополучные, мирные земли. Выглянувший из окопа грязный солдат, увидев проезжавший мимо нарядный кортеж, оперся на лопату и грязно выругался громовым голосом, показывая свое отношение к этой декоративной неуместности на фоне его тяжелой работы.
— Я полагаю, губернатор, — сказал однажды без соблюдения формальностей генерал Мастерсон, сидя на коне в любимой позе — забросив одну ногу на луку седла, — что на вашем месте я бы дальше не поехал. Там у нас только линия стрелков. Поэтому мне и приказали поставить здесь большие орудия: у солдат понос начнется, если они начнут их откатывать назад — орудия-то тяжеловаты.
Были основания опасаться, что непосредственный военный юмор и в дальнейшем не будет столь нежным, как легкий дождик, стекающий с гражданских цилиндров. Но губернатор сумел сохранить достоинство.
— Как мне известно, — сказал он сурово, — там находятся некоторые из моих людей — в Десятом полку под командованием капитана Армистида.
— С ним стоит встретиться. Но впереди непроходимые заросли, поэтому советую оставить здесь коня и, — окинув взглядом свиту губернатора, — прочее снаряжение.
Губернатор пошел вперед один. Спустя полчаса он, продравшись сквозь частый кустарник, выросший на болотистой почве, ступил на твердую и открытую землю. Здесь, за ружьями, составленными в козлы, отдыхало почти полроты. На мужчинах и рядом с ними были отличительные атрибуты — ремни, ящики с патронами, рюкзаки и фляги. Некоторые, растянувшись на сухих листьях, крепко спали; другие, разбившись на небольшие группы, болтали о том о сем. Штатский увидел бы в этой картине признаки безалаберности, беспорядка, распущенности, военный — ожидания и готовности.
На некотором расстоянии от солдат на поваленном дереве сидел вооруженный офицер в помятой форме, он заметил появление гостя, к которому, отойдя от одной из групп, подошел сержант.
— Я хотел бы видеть капитана Армистида, — сказал губернатор.
Сержант окинул его внимательным взглядом; ничего не сказав, указал на офицера, взял винтовку и пошел следом за ним.
— Этот человек хочет видеть вас, сэр, — сказал сержант, отдавая честь. Офицер встал.
Только очень наблюдательный человек узнал бы в нем прежнего Армистида. В волосах, бывших каштановыми всего несколько месяцев назад, поблескивала седина. Загоревшее на открытом воздухе лицо прорезали морщины. Длинный синевато-багровый шрам на лбу говорил о сабельном ударе; кожа на одной щеке натянулась и сморщилась от пулевого ранения. Только очень преданная делу Севера женщина сочла бы его красивым.
— Армистид… капитан, — сказал губернатор, протягивая руку, — разве ты не узнаешь меня?
— Я узнал вас, сэр, и отдаю честь как губернатору штата.
Подняв правую руку на уровень глаз, он отбросил ее в сторону и вновь вернул на место. Военный этикет не предусматривает рукопожатий. И штатский отвел руку. Даже если он почувствовал удивление или досаду, лицо его не выдало.